Власов с отвращением ткнул световым карандашом в значок, закрывающий дат. Он терпеть не мог такого рода рассуждения, поскольку хорошо знал, зачем они нужны. Исламистские проповедники тоже любили рассуждать о мистических аспектах "джихада". Всегда, когда проповедника ловили на слове, выяснялось, что речь шла о символике и иносказаниях, что призывы к убийствам юде и немусульман вообще означали всего лишь аллегорические призывы к освобождению сознания от пороков, а "всемирная исламская умма" - это "страна души, дарованная Аллахом правоверным", конкретные же теракты - это лишь "следствия неправильного понимания профанами сложных исламских доктрин". Те же песни пели сепаратисты Шри-Ланки: для них убийство индуса означало "освобождение души от тягостного круга перерождений" и называлось "актом ахимсы". Впрочем, когда индийские войска начинали активно спасать души самих сепаратистов, те почему-то подавали жалобы в международные организации и говорили о кровавой жестокости индийского режима. И так далее - вплоть до американских тоталитарных сект, которые прикрывали убийства и извращения рассуждениями о "символической значимости" этих мерзостей, вызывая сочувствие пустоголовых университетских интеллектуалов.
Временами Власову даже приходило в голову, что коммунисты, при всей отвратительности их идеологии и практики, хотя бы не придавали своим доктринам мистического измерения и упорствовали в своём непримиримом атеизме до конца. Иначе эту заразу не удалось бы искоренить даже на территории тех стран, которые от неё в наибольшей степени пострадали: нашлись бы те, кто пел бы с кафедр и со страниц газет сладкие песни о том, что коммунизм - это "родина души" и "новейший завет", а экспроприация экспроприаторов - духовная практика, которую не всегда следует понимать буквально. Честен был и Хитлер, говоривший о правах дойчской нации прямо и жёстко.
Он прервал размышления и открыл следующую страницу. То, что он там увидел, его не слишком удивило.
"...нельзя пренебрегать и материальным аспектом духовного по своей сути деяния. Поэтому величайшие цели Ордена - объединение Великой Германии в её естественных границах и продвижение германской цивилизации на Восток, расцвет германского духа, le retour des Grands Temps - имели и ту составляющую, о которой мы знаем из обычных учебников истории.
Хитлер ничего в этом не понимал. Он вынес из орденской идеологии только одно - ненависть и отвращение к славянским народам и желание освободить просторы Востока от них, с целью последующей колонизации этих земель этническими дойчами. Нелепость подобных планов доказывали самые элементарные арифметические подсчёты. Более того, в угоду своим предрассудкам Хитлер отступил в славянском вопросе от данных расовой науки, объявив неарийцами целый ряд арийских народов, по всем объективным параметрам, начиная от языка и кончая генетикой, относящихся именно к арийцам. Всё это чуть было не привело к краху нашего наступления на Востоке, что сейчас признают даже официозные историки Райха. Забегая далеко вперёд, замечу: уже несколько десятилетий являясь обитателем одной из самых значительных в географическим и демографическом отношении славянских стран, я могу засвидетельствовать, что единственным способом нашего продвижения в этих пространствах является их постепенная духовная германизация. Увы! Современная Германия нуждается в том же самом, и едва ли не в большей мере, чем Россия! Во всяком случае, я могу засвидетельствовать, что даже российские фольксдойчи сохранили в себе гораздо больше от истинно-дойчского духа, чем развращённые и напыщенные берлинцы или мюнхенцы..."
Фридрих пролистал пару страниц, заполненных очередным выплеском стариковских эмоций.
"Несмотря на все усилия нашего Гроссмайстера, долгое время духовно окормлявшего Хитлера и бывшего для так называемого "фюрера немецкого народа" посохом и свечой, этот человек так и не сумел впитать в себя те глубокие учения, которые мы тщились ему преподать.
Здесь стоит сказать несколько слов о так называемой "проницательности" Хитлера. Известно, что в первые месяцы войны он действовал словно зрячий среди слепцов. Начиная войну с очередной европейской страной, он уже знал, когда наши воины вступят во вражескую столицу. Это нельзя было объяснить даже достижениями разведки. Однако, многое станет яснее, если вспомнить о давних связях Ордена с некими негласными структурами, существующими в Европе на протяжении столетий и оказывающими огромное влияние на реальную политику..."
Власов нажал на клавишу и перешёл на следующий дат. Он начинался так:
"...ложно понимание событий 10 мая 1941 года вполне естественно - для тех, кто не знает истинной их подоплёки. Прежде всего, это был не первый перелёт Гроссмайстера за линию фронта. Он вёл сложнейшие переговоры с британскими структурами, отчасти родственными Ордену и не воспринимающими возрождение Германии как нечто безусловно враждебное и опасное. Я не обладаю достоверной информацией о том, насколько Хитлер был осведомлён о его действиях - но почти уверен, что определённое представление о происходящем он имел. Тем ужаснее и нелепее было случившееся случившееся сразу после, когда Хитлер устами Гёббельса объявил нашего Гроссмайстера безумцем, "живущим в мире галлюцинаций". Несомненно, Хитлер лишь выжидал момента, чтобы избавиться от опостылевшей опёки с нашей стороны.
Не менее постыдной была и реакция нации, кичащейся своим спортивным духом..."
Власов пропустил несколько абзацев.
"...Впрочем, нужно признать, что Хитлер был ещё не так безнадёжен, как его ближайшее окружение. Оно производило самое гнетущее впечатление. В основном оно состояло из людей с интеллектом и кругозором мелких лавочников и было поражено рессентиментом самого отвратительного свойства. Достаточно вспомнить такие курьёзные фигуры, как Гёббельс или Химмлер. В наши дни трудно себе представить, что подобные люди когда-то обладали реальной властью.
Наши случайные союзники, увы, тоже немногим отличались от Хитлера и его людей. Это были благонамеренные, но вульгарные, плоские люди, лишённые масштаба - хотя, надо отдать им должное, неплохие солдаты. Роммель внушал искренне уважение всем, кто его знал. Однако был ли он глубоким мыслителем, проницающим судьбы Германии? Увы, нет. То же самое можно сказать и о руководителе Абвера Канарисе, который, несмотря на свою ловкость, недостаточно хорошо знал..."
Власов откинулся на стуле, переваривая накопившееся раздражение. От выспренних речей князя прямо-таки несло самой отвратительной разновидностью снобизма - а именно, снобизмом теоретика, удобно устроившегося в кресле перед грудой книг и судящего героев прошлого с позиции учёного всезнайки.
Фридрих напомнил себе, что князь в свои лучшие годы не брюзжал по поводу недостаточной внутренней культуры руководства Райха, а смело охотился за вражескими истребителями. Хотя вряд ли в кабине самолёта его посещали глубокие мысли о будущем мира... Власов некстати вспомнил о пикантном французском приключении князя, в котором начисто отсутствовали и величие, и даже масштаб - и огромным усилием воли вернул себя к чтению.
В листах опять зиял провал: следующая страница была двести восемьдесят девятой.
"... в сопровождении неизвестного мне майора. Разговор продолжался недолго. Мне сообщили радостную, как нам тогда казалось, новость: к нашему делу присоединился генерал Манштайн. Это означало, что Генштаб наш целиком, и можно более не опасаться за успех предприятия.
Как обычно бывает, за хорошей новостью последовала плохая: в наших рядах начались трения. Гудериан, всё ещё не оправившийся от скандала 23 августа, когда Хитлер позволил себе публично его унизить, настаивал на немедленном выступлении. Канарис колебался, в своём очередном письме - как всегда, запаздывающем - советовал более тщательно проработать ситуацию, чтобы исключить неприятные неожиданности. Знали бы мы тогда, что нас ждёт буквально через несколько дней!