— Только не спрашивай меня, сколько взяток пришлось сунуть, чтобы они не прикрыли нам аккредитацию, — шеф немного успокоился: уже не кипел, но что-то ещё побулькивало. — И уж тем более — ускоренно оформили тебе визу. Ты-то хоть, надеюсь, нормальной... то есть, извиняюсь, я хотел сказать — гетеросексуальной ориентации?
— Мои подружки не жаловались, — усмехнулся Майк.
— Хорошо, если так... Ты не куришь? Там с этим туго.
— Не курю, — подтвердил Майк.
— Значит, летишь ближайшим рейсом. Билеты закажем прямо отсюда. У тебя какие-то сомнения?
— Никаких, шеф... разве что... я почти не знаю русский...
— А зачем он тебе? В России правительство знает дойч, а оппозиция — английский. Все остальное есть на диске с электронным словарем.
«Хорошо, что ему понадобился человек в Райхсраум, — подумал Майк. — Если бы куда-нибудь еще, наверняка послали бы Лору. Но в России ей делать нечего, она же нег... афроамериканка», — вновь поспешно поправился он. Еще одно свеженькое табу. Если в chairwoman еще была какая-то логика, то смысл запрета на слово «негр» оставался для Рональдса непостижимым. Ведь это не «ниггер», в слове «негр» нет ничего оскорбительного. Оно означает просто-напросто «черный» на испанском и португальском. Кажется, и на итальянском тоже... Почему по-английски назвать черного черным можно, а по-испански нет? Но, так или иначе, попробуй употреби теперь это слово — живо вылетишь с работы, а если это сделать в неофициальной обстановке, то и по морде схлопотать недолго. И суд еще и оправдает ударившего. Скажет, что тот находился в состоянии аффекта, вызванном оскорблением его расовых чувств. Два года назад парочка афроамериканцев ограбила Майка в подъезде его собственного дома. Он не сопротивлялся, его с детства учили, что сопротивляться уличным грабителям нельзя, иначе вообще зарежут или застрелят, поэтому отделался сравнительно легко — разбитым носом и пинком в пах, после которого минут пять корчился на заплеванном бетонном полу. У того... афроамериканца были такие остроносые ковбойские сапоги... Нет, суд не оправдал тех парней — их просто не нашли. Но Майк готов был поспорить, что, если бы их поймали, они получили бы меньше, чем белые в аналогичной ситуации. Уж адвокаты бы расстарались, рассказывая про тяжелое детство в Харлеме, омраченное веками расовой дискриминации... Да, конечно, когда-то была дискриминация, было рабство, но почему за эти несправедливости столетней давности должно расплачиваться нынешнее поколение? В частности, он, Майк, у которого и в роду-то не было ни одного рабовладельца? Наоборот, его прапрадед воевал в армии Линкольна за свободу этих самых... афроамериканцев... и вернулся домой с медалями и без ноги!
Или вот взять Лору... она, конечно, неплохая журналистка, но действительно ли настолько талантливая, чтобы все время держать ее на первых ролях? Или ее специально продвигают потому, что она — чернокожая, да еще женщина? Ну ладно, может быть, таких, как Лора, и надо поощрять, чтобы служили примером другим... но зачем поощрять бандитов? 80% преступлений в Соединенных Штатах совершается чернокожими, и их коэффициент интеллекта в среднем на 15 пунктов ниже. Об этом стараются не говорить, но ведь эти цифры — не выдумка, и они что-нибудь да значат...
Нет, нет, одернул себя Майк, нельзя так думать, это расизм, это нацизм, как в Райхе и России! Но уровень преступности в Райхе — один из самых низких в мире, и это тоже не выдумка. Конечно, методы, которыми это достигается, неприемлемы в демократическом обществе...
Брэндон тем временем щелкал кнопками своей «мыши», намереваясь, видимо, заказать для Роналдса билет через рехнер.
— Гребаное дерьмо! — воскликнул он вдруг. — Все рейсы отложены на неопределенный срок! Что там у них еще стряслось?! — он принялся лихорадочно перебирать короткими толстыми пальцами маленькие кнопки телефона. — Вот дерьмо, все линии заняты... — Он снова уставился в монитор и заелозил «мышью», чтобы минуту спустя выплеснуть очередной сгусток брани.
— В этой конторе вообще работает кто-нибудь, кроме меня? — разорялся он, потрясая зажатой в кулаке «мышью», — Почему о заложенной в аэропорту Кеннеди бомбе я узнаю лишь через 18 минут, и не от своих корреспондентов, а с ленты «Рейтер»?! Рональдс, ты еще здесь? Похоже, эта хреновина надолго. Они не успокоятся, пока не перероют весь Джей-Эф-Кей. Так что еще несколько часов можешь гулять, а потом дуй в аэропорт, и если ты не улетишь сразу, как только он откроется...
— Все понял, босс. Считайте, что я уже лечу!
— Был бы счастлив так считать. Я боюсь, пока ты доберешься, они уже расстреляют эту Гэйл... Или, чего доброго, вообще отпустят.