Напускную весёлость Стеллы как рукой сняло. Видимо, до этого шутить все старались исключительно ради Нейман. Снова без вины виноватая, Стелла корила себя за то, что не планировала специально.
Изабелла осторожно сжала руку Стеллы, чтобы та не заплакала, и понимающе посмотрела ей в глаза.
– После этого Нейман с криком выбежала из зала, – почти беззвучно продолжила сверхисследовательница. – Отключив «Копирон», я бросилась за ней и нашла её в коридоре, лежавшей без сознания. Тогда я подумала, что Нейман сойдёт с ума или совсем сляжет, но она поднялась после этого удара, нашла в себе силы вернуться в зал. Ведь ты не должна была видеть её потрясение.
Оглянувшись на ничего не слышавшую Нейман, которая уже находилась на большом расстоянии, Изабелла с укором спросила:
– Почему ты мне ничего не сказала сразу?
– Она не хотела, чтобы ты об этом знала. Поэтому я не сразу решилась на это откровение. Нейман не выносит, когда её жалеют. Но в последние дни я обратила внимание, что она не совсем хорошо себя чувствует.
– Разве? – ещё больше забеспокоилась Изабелла. – Я ничего не заметила.
– Она всё носит в себе, никого не отягощая своими заботами. Но ведь я вижу, что она стала какая-то бледная и вялая.
– Бедная Нейман, – прошептала Изабелла, видя, как та выходит из зала.
Тибо, проводивший Нейман до дверей, вернулся к Стелле. Он растянулся на одном из дорогих ковров, беспорядочно лежавших на полу исключительно для того, чтобы собака терианской наследницы престола могла на них валяться.
И тут всё началось.
Не успела Нейман отойти на десять шагов от зала, как он наполнился ослепительно ярким белым светом. Раздался тонкий и пронзительный свист, едва слышный, но обе девушки закрыли руками уши, словно гремело что-то оглушительное.
Тибо с визгом бросился к Стелле, и она интуитивно обняла собаку, уткнувшись лицом в его чёрную шерсть. Эту привычку она сохранила с детства, поступая так всегда, когда ей было страшно.
Изабелла, сидевшая в кресле, в ужасе закричала. Не понятно, что происходило, но у неё не оказалось сил даже встать, не то, что убежать.
Её крик услышала Нейман. Обернувшись, терианка увидела свет, заполонивший зал, но не проникавший в коридор, хотя широкая дверь была открыта. Сквозь ослепительную пелену Нейман видела троих, оставшихся в помещении около «Копирона»: Изабеллу и в нескольких шагах от неё Стеллу и Тибо, прижавшихся друг к другу.
– Изабелла! – воскликнула Нейман и, ни секунды немедля, со всех ног бросилась назад в зал.
Она интуитивно поняла, что может потерять сводную сестру, как уже лишилась других. Терианка находилась в нескольких шагах от полуоглушённой королевы Альдеруса, когда свет в один миг потух. А с ним исчезли и все четверо.
Это сияние словно собралось во что-то и Элиэнта, остановив изображение, вывела на боковой экран какой-то элемент из общей картины, а затем вновь включила видеозапись.
Группа Риска заметила, как что-то маленькое исчезло в одном из углов зала. Помещение было пусто. Вместе с людьми и собакой пропали ковры, лежавшие на полу, кресло, стоявшее у «Копирона» и всё другое, кроме самого громадного терианского компьютера.
Тяжело вздохнув, Элиэнта выключила главный экран.
– Это всё, чем мы располагаем на сегодняшний день, – печально поведала терианка. – Как видите, Нейман могла спастись, но она кинулась на крик Изабеллы. После гибели Ноэми и приёмной семьи, она до сих пор носит камень в душе. Изабелла ей не родная сестра, но Нейман, хоть и не признаётся в этом, любит альдеруску больше всех. Она постоянно живёт со страхом потерять её, это почти как болезнь. Они выросли вместе и потому, конечно же, понятно, Нейман больше привязана к ней, чем к своим родным сёстрам и матери. Она готова кинуться за ней в огонь и воду, пойти на конфликт со всем миром. Да к чему тут слова? Вы и сами только что убедились, что она побежала в зал без раздумий.
– Может, Нейман больна? – предположил Рэм.
– Да, и эта болезнь называется – чувство ложной вины, – ответила Элиэнта.
Артур посмотрела на спокойную с виду терианку, и спросил:
– А в чём её вина?