Вильденбрух надменно поклонился советским парламентерам и, когда они вышли, снова сел, поднял телефонную трубку:
— Ширмайстер? Я отправил их обратно. Обеспечьте выполнение моего приказа. Что? Какие еще объяснения! Ну хорошо, скажите, что это переодетые немецкие солдаты... Бывшие немецкие солдаты, добровольно сдавшиеся врагу и предавшие фюрера. Они должны быть наказаны... Разумеется, мы могли бы оставить этих... господ здесь, допросить и потом... Но так, как решил я, будет лучше. Мы должны показать свою твердость и готовность сражаться, и поэтому их надлежит расстрелять на глазах у русских войск. Выполняйте!
Полчаса спустя постучали в кабинет командира первого венгерского корпуса генерал-полковника Хинди. Это звание «повелитель и вождь нации» Ференц Салаши пожаловав ему к рождеству.
Вошел генерал-лейтенант Бильницер, командующий штурмовой артиллерией.
— Что случилось, генерал? — позевывая, спросил Хинди.— Садитесь.
— Вам известно об ультиматуме русских?
— Разумеется...
— Я считаю, что каждый, кому действительно дорога Венгрия, дорог наш Будапешт, должен принять этот ультиматум.
— Извините, генерал, но вы сошли с ума! — Хинди медленно поднялся и горестно покачал головой.— Вы же присягали!..
— Я присягал Миклошу Хорти, а не этому...— не договорив, Бильницер достал из кожаной папки лист бумаги, исписанный четким прямым почерком.— Вот мой официальный рапорт. Надо спасти Будапешт! Русские пушки и бомбы погубят его!.. Они вынужденно погубят нашу национальную гордость!..
— Не надо громких слов, генерал. Успокойтесь! Мы связаны договором.
— С кем? С мертвецами! С мертвецами, которые хотят уволочь нас с собой в могилу?!. Когда я получу ответ?
— Никогда!
Хинди взял рапорт Бильпицера, аккуратно разорвал его на четыре части, бросил в пепельницу, поднес спичку.
— Советую в будущем воздерживаться от выражения подобных мыслей на бумаге. Такие вещи интересуют гестапо. И если оно не церемонилось с самим регентом, то... Вы понимаете? И потом, потерять Будапешт — это еще не значит потерять Венгрию!..
Весь батальон ждал возвращения парламентеров. Никандров, час назад приехавший с батальонной кухней и теперь стоявший в траншее рядом с Авдошиным, молча разглаживал свои огненные усы и поминутно поглядывал на развороченное снарядами, грязно-белое поле перед окопами. Потом сказал:
— Не согласятся, сволочи!
— Не стоило б и посылать,— кивнул Авдошин.— С такими один разговор — кулаком в зубы!
— Точно! — отозвался Приходько.— Бить их надо безо всякой дипломатии!
— Город-то, говорят, больно красивый,— обернулся к нему Никандров.— Ведь жалко. Наши «катюши» да «илюши» изуродуют его, как бог черепаху. И ребятишек с бабами там, видать, битком набито...
— Факт, набито.— Авдошин достал из кармана газету, оторвал клочок на самокрутку, вынул кисет, ярко-голубой, с большими розовыми цветами.
Старшина потянулся посмотреть,
— Варвара, что ль, прислала?
— Да нет, жинка моя вышивать не мастер. Подарок. Под октябрьские от полтавки одной в посылке получил... Помнишь, нам тогда на бригаду посылки прислали?
— Ишь ты!
Помкомвзвода насыпал на бумажку махорки, протянул кисет Никандрову,
— Вертаются! — сказал вдруг кто-то из солдат.— Хлопцы! Вертаются!..
— Точно! Идут.
По знакомой дороге, как и полтора часа назад, неторопливо шли, теперь уже к своим окопам, две фигуры с белым флагом.
И вдруг необычно мирную тишину, стоявшую над передним краем, железным грохотом распорола длинная пулеметная очередь с той стороны. Белый флаг, который нес парламентер, шедший справа, начал медленно падать. Офицер выпустил его из рук, прошел еще шага два и, оглянувшись, рухнул в снег. Второй бросился к нему. Тишину резанула еще одна пулеметная очередь. За ней другая, третья, четвертая...
— А, гвардия? Как же?! — растерянно поглядел вокруг Авдошин.
— Как же, как же! — передразнил его Приходько и, бросившись к пулеметной ячейке, оттолкнул пулеметчика.— Чего рот разинул?
— Отставить! — крикнул Бельский.
— Людей же... Товарищ гвардии капитан! Наших же!.,
Талащенко чувствовал, что десятки взглядов обращены на него в эту минуту.
— Бельский! Трех человек, чтобы вынесли! — повернулся он к командиру роты.— Пулеметчикам — прикрывать огнем!...
Три солдата в маскхалатах выскочили за бруствер и, низко пригибаясь, побежали через поле к лежавшим на дороге офицерам.
Через четверть часа парламентеров принесли в окопы батальона. Капитан был убит. Пулеметная очередь прошила его сзади ниже лопаток. Вглядевшись в лицо убитого, Талащенко вспомнил, что где-то видел этого человека. Кажется, у командующего армией. Им вместе вручали тогда ордена. Как же его фамилия? Антипенко? Опанасенко? Остапенко. Точно, Остапенко! Кажется, инструктор политотдела армии...