Юка
Николай Петрович был чрезвычайно раздражён. Уму непостижимо! Он должен бросить свои важные государственные дела, ехать посреди рабочего дня на окраину города, чтобы искать мерзавку и волочь её силой домой. Ведь и ни для кого не секрет, что жизнь чиновничья – не сахар, и над каждым, даже таким большим начальником, как он, стоит ещё целая вертикаль крутых боссов, с которыми шутки плохи. А тем более такие отлучки в самый напряжённый день в администрации – вторник, когда в любой момент могут вызвать на совещание. Вырастили сумасбродку на свою голову. Пригрели гадину! Изводит всю семью! Сколько можно терпеть этакий позор?!
Вот с такими недобрыми мыслями большой начальник Николай Петрович направлял машину всё дальше и дальше от центра города, а значит, и от места работы. Периодически он вскипал от злости, особенно когда был вынужден простаивать в автомобильных пробках характерных для этого времени суток. Ещё недавно Николай Петрович слыл примером исключительной дисциплинированности и педантичной точности для всего административного аппарата – приходил на работу в шесть утра, задерживался допоздна, готов был и в выходные, и в праздники сидеть в своём кабинете, имитируя напряжённую мыслительную деятельность и корпоративное рвение. Тем более что это было очень по душе Самому!
А теперь что? Приходится постоянно выкручиваться, врать. Если приёмы бодрой самоуверенной лжи на всех подчинённых и доверчивых просителей действуют безотказно, то такого старого лиса, как Сам, провести невозможно. За версту чует подвох, поэтому и удержался, наверное, при всех властях и курсах на светлое капиталистическое будущее. Глянет эдак хитро из-под седых бровей, словно лазерным лучом полоснёт. Да ещё и усмехнётся недобро. Наверняка думает, будто делишки тёмные обтяпываю или к любовнице посередь бела дня припекло наведаться.
И ведь не скажешь ему – Самому, Небожителю и Абсолюту, что дочь Юка до того от рук отбилась, что убегает из дому без особой на то причины! Она и в детстве всё шлялась где-то по улицам. Но сейчас, до того обнаглела – дай волю, она б вообще домой не являлась. Дармоедка неблагодарная!
Действительно, тревожные звонки классного руководителя стали почти привычными: «Ваша дочь второй день не посещает занятия. В чём дело?» Раньше Юка куда-то пропадала в течение дня, а к вечеру, как ни в чём не бывало, возвращалась домой с кроткими, заранее напуганными глазами. «Мать даже наркотики подозревала, каждый раз осматривала паразитку на предмет уколов. Нет ничего. Да и откуда? Забитенькая ведь она. На своих нагловатых одноклассников из элитной гимназии совсем не похожа. Подруг нет. Парня тоже. Музыкалку Юка только в прошлом году закончила, а то каждую свободную минуту на скрипке пиликала, хоть из квартиры беги!» – размышляя так, большой начальник становился всё мрачнее, что делало его похожим на сердитого индюка, которого ради потехи обрядили в светлый дорогущий костюм и золотые очки.
Но прежние отлучки оказались ещё «цветочками» по сравнению с тем, что началось этой весной. До того довела, что вчера в интервью на радио в прямом эфире слуга народа Николай Петрович ляпнул: «Ещё один городской бассейн будет введён в эксплуатацию весной этой зимы!»
А ведь следующий учебный год – последний, пора решать, на какой вуз направлять усилия. Куда запихнуть дитятку, чтоб попрестижней? Экзамены впереди, не время для прогулов. А она взялась колобродить. Да ведь ещё и не говорит ничего, молчит, как партизанка на допросе. Вот и вывела однажды родителей – нервы-то не железные! Врезал ей по-отцовски пару раз для науки. Ничего, нас-то в детстве ещё не так уму-разуму учили. С тех пор совсем сбесилась девка. Ночь прорыдала, а потом и вовсе пропала на три дня. Мать уж и в морг звонила, и в милицию заявление приготовила. Потом училка ихняя по художественной культуре Лола Каримовна, тоже блаженная, вроде нашей Юки, подсказала. Поищите, говорит, дочь в монастыре, только будьте поделикатнее, Юка очень ранимая…
И слов-то каких нахватались – ранимая! Нянчимся с ними, мармеладничаем, а они нам скоро в глаза плюнут. Где уважение? Где почитание старших? Вам бы наши времена – полжизни в очередях постоять, да полжизни на собраниях поголосовать… единогласно. Вы б тогда и не пикнули. Эх, сейчас найду соплюху, по стене размажу монастырской, чтоб не мучиться мне больше, не позориться!
Юка с двумя послушницами в серых облачениях чистила картошку на каменной кухоньке при монастырской трапезной. Здешние псы-двойняшки, Марсик и Затейка, доверчиво положили умные головы на носки Юкиных сапог, согревая ей ноги. Изредка вскидывая на неё блестящие преданные глаза. Ванна была заполнена лишь до половины, и нужно было поторапливаться, чтобы успеть до начала вечерней службы, которая длилась здесь гораздо дольше, чем в обыкновенной церкви. Сёстры со светлыми сосредоточенными лицами мурлыкали молитвы, будто делали самое необходимое для спасения человечества дело. Юка чувствовала приближение грозы, сердце говорило: «Сейчас тебя найдёт Эн.Пэ.!», так она про себя называла отца. Но даже под страхом смерти, девушка не хотела нарушать гармонию благостного момента.