Между тем амбалы без тени сомнения в собственной правоте, говорили сами с собой отвечая на свои же вопросы:
– Похоже это Расулова лялька.
– А я-то гляжу, ты вроде из ихних. Чурбан-баши, – рыжий парень глумливо осклабился, обнажив щербатый рот, – славный чернопопик!
Он неприятно потрепал Юку за щёку. Она резко увернулась, и прямо глядя в маленькие «простакишные» глазёнки обидчика дерзко и самоуверенно поинтересовалась:
– Неприятностей с Расулом хочешь? Идите, дяденьки, куда шли.
– Ох, ты какая дерзкая! Убавь динамик, пока смычок не обломали!
– Ладно, ну её. Пошли, Штопаный! Не хватало ещё разборок с Расулом по такой мелочевке.
Нижнегорск встретил пассажиров промозглыми сумерками, усталой суетой и стылой слякотью. Детская туберкулёзная больница находилась далеко от вокзала за городом, в лесном массиве. Когда автобус подкатил к нужной остановке, вечер незаметно перетёк в ночь. Сосны стояли зловещим чёрным забором, бороздя макушками тёмное небесное индиго. Указатель на остановке гласил, что до больницы два километра. Стрелочка указывала на дорогу в лес, такой непроглядно чёрный, что Юка съёжилась от страха.
Автобус, презрительно фыркнув, равнодушно отчалил дальше по освещённой трассе, а одинокая девушка перекрестилась и направилась в чёрное лесное чрево. Сначала она шла, как парализованная, не чувствуя ног. Юке всё казалось, что кто-то злобно сверлит её взглядом в спину, а из леса наблюдают за ней неведомые чудовища. Она часто оглядывалась. Но широкий тракт, прорезавший ночной лес был пуст: «Господи, мой Отец Всемогущий, веди меня куда Ты Сам хочешь!»
Скоро глаза привыкли к темноте. Снег в лесу оказался не таким чёрным и скукоженным, как на городских улицах. Лес утопал в белоснежной пуховой перине. Снег мерцал в лунном сиянии так, что дорога хорошо просматривалась. Ночная чащоба, что так напугала девушку перед началом пути, оказалась не такой уж непроглядной.
Вдруг, Юка ясно услышала за спиной шаги и учащённое дыхание. Судя по хрусту снега нечто приближалось к ней с такой скоростью, что убегать уже не было смысла. Юка остановилась, закрыла глаза и стала молиться почти в голос: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…»
Страшное нечто остановилось, и терпеливо прослушав молитву, трижды чем-то ткнуло Юке в бок. Она осторожно приоткрыла глаза и посмотрела, ожидая увидеть дуло пистолета или лезвие ножа. Но это был не нож, и не какое другое оружие, а нос большой чёрной собаки, что дружелюбно теперь обнюхивала скрипичный футляр, виляя косматым хвостом. Собаку можно было бы назвать очень крупной овчаркой, если бы не густая кудрявая шерсть. По сравнению с миниатюрной низкорослой девушкой псина казалась гигантской. В ближайших собачьих родственниках явно не обошлось без вмешательства ньюфаундленда.
– Ты кто? – Юка спросила собаку, будто та могла ей ответить, – Чего ж ты по лесу бегаешь ночью одна? Хотя кто бы спрашивал, только не я… Я-то сама кто? И чего по лесу бегаю ночью одна?.. Ты мальчик или девочка?
Пёс ответил глухим низким «мужским» лаем, он явно знал дорогу к больнице и решил сопровождать новую знакомую. Юка уцепилась за лохматую холку, и они пошли по дороге. Идти стало веселее и совсем не страшно. Вскоре начали попадаться фонари и вдали из-за деревьев засверкали окнами корпуса туберкулёзной больницы.
– Давай, я тебя буду Анчи называть? Так моего папу звали, его, правда, медведь в лесу задрал. Будем надеяться, что сюда медведи не заходят.
Вокруг обширной больничной территории тянулся бесконечный высокий забор из железных прутьев, ворота оказались запертыми. Юка беспомощно топталась у ворот. Февральский морозец ближе к ночи усиливался, ноги в хлипких сапожках совсем замёрзли.
Анчи подскуливал и беспокоился, увлекая Юку прочь от ворот. Девушка не торопилась отходить от цели. Тогда вежливй пёс мягко потянул ее, закусив рукав куртки. От безысходности Юка послушно отправилась за новым другом. Они шли по узкой тропинке между сугробами минут семь. Анчи привёл её к месту, где высокое ограждение из металлических прутьев переходило в деревянный заборчик, низенький и расшатанный.
Пёс энергично подскочил к узкой «прорехе» в ветхом заборе и по-хозяйски деловито протиснулся на территорию больницы, увлекая за собой новую знакомую.