— Я понял, что ты меня не любила, что ты любила мысль — отомстить родителям любой ценой за их отношения к твоим чувствам.
Я ушел, оставив её сидеть на больничном стуле у кровати матери, которой вдруг стало плохо. Больше я о ней ничего не слышал.
Вспомнил эту историю и горько усмехнулся. Ася, конечно, не была похожа на Юленьку, но та же наивность присуща ей. Ведь она и правда наивно полагала, что её маленький обман (а придумала его именно она), не сделает ничего плохого. Обман привел к трагедии. Я её бросил, потому что мне она была не нужна. А с грузом такой ответственности, который у неё возник из-за нашей шалости (ухаживать на больной матерью, прикованной к кровати) и подавно. Меня манил мир, а не сидение у кровати больной женщины.
Юленька спорила со мной, что дядя Серёжа не стал бы вызывать её для того, чтобы просить оплатить его долги. Мы весь вечер говорили об этом. Вот она, искренняя наивность и вера в доброту, честность людей. Юленька была уверена, что у дяди просто взыграла совесть. Я не стал больше спорить в тот вечер и отправился отдыхать.
Половину ночи слушал как по крыше стучит дождь. Небо пролило много слёз в ту ночь, но по ком были эти слёзы, мне неведомо.
Из-за большого количества осадков, на лес и деревню опустился туман. Настолько густой, что и на несколько метров не было видно дороги. Я решил в тот день никуда не выходить из дома, а поселиться в библиотеке-кабинете с какой-нибудь книгой. Я люблю читать, с детства. И хотя дома меня можно было видеть редко, но в те минуты и немногие часы, я умудрялся прочесть что-нибудь. «Зов предков», Джека Лондона, одна из моих любимых. Я нашел её в библиотеке Анистова и удобно устроился в глубоком старом кресле, так, что меня и видно не было, если зайти в библиотеку и не приглядываться. Вдобавок из-за пасмурной погоды, комната находилась в полутьме, лишь одна лампа горела, давая мне свет для чтения, да и та была далековато, чтобы освещать мою фигуру.
Я уже сильно углубился в чтение, когда напольные часы стали бить шесть вечера. После этого дверь отворилась. Я увидел милое личико Юленьки, которая тихо вошла в комнату, держа в руках вазу со свежими, мокрыми цветами. По её светлым косам стекала вода.
В этот день я её ещё не встречал, и мне было радостно лицезреть её. Я не стал выдавать пока своё присутствие, решив понаблюдать за ней со стороны. Снова.
Девушка двигалась по комнате так бесшумно, что если бы не скрип двери, то я и не узнал бы, что она вошла. Юленька аккуратно поставила вазу с цветами на тумбу и поправила их: мягкие движения, очень бережные и заботливые выдавали в ней любительницу прекрасного, ведь цветы — это прекрасно. Она улыбнулась, я бы даже сказал по-детски каким-то своим мыслям, и повернулась лицом к окну. Несколько мягких движений (она прошла мимо меня, а я наблюдал, затаив дыхание) и Юленька встала у окна. Я боялся теперь выдать своё присутствие, потому что мог напугать эту милую девушку. Но очень не хотел, чтобы она в испуге ринулась к двери и скрылась от меня. В моих намерениях было дождаться пока она выйдет из библиотеки, а уж потом по пути догнать её и поговорить. Но моим намерениям не суждено было сбыться. То ли пыли в библиотеки оказалось чересчур много, то ли пыльца от цветов сыграла со мной злую шутку, но я чихнул и Юленька, вздрогнув, быстро обернулась, расширив в удивлении глаза. Я видел её первый порыв, когда она поняла, что я наблюдал за ней: она отошла в сторону от меня, намереваясь сбежать, как я и предполагал. Но я вышел из тени, а вернее поднялся с кресла и улыбнулся девушке широкой улыбкой. Взгляд её смягчился, голубые глаза больше не горели испугом, а ямочка на щеке бросила мне очередной вызов, когда Юленька ответила улыбкой на мою улыбку. И в очередной же раз я этот вызов принял.
— Что ж Вы так меня пугаете, — покачала Юленька головой, продолжая между тем улыбаться. Я сделал виноватый вид и исподлобья посмотрел на неё. На многих дам этот взгляд действовал безотказно. Вот и Юленька перестала качать головой и даже хихикнула, чем ещё больше подняла мне настроение.