Таковы факты. Соблаговоли прочесть мой рассказ спокойно и поверить в его правдивость. Не верь, будто все произошло не так. Отбрось предательские наговоры недоброжелателей, готовых сеять вражду между принцепсами. Рассмотри без предубеждения те условия, которые я тебе предлагаю, учитывая, что они направлены на пользу Римского государства и нас самих, ибо мы связаны в нем узами крови и высоким положением, на которое нас вознесла судьба. Сумей простить! Мои требования разумны. И мне нужно даже не столько, чтобы они осуществились на деле, сколько чтобы ты одобрил их как справедливые и разумные. Поэтому я буду с нетерпением ожидать твоих приказов.
Что до накладываемых мною на себя обязательств, то я ограничусь их кратким перечислением. Я предоставлю тебе испанских коней в полной упряжи и добавлю к скутариям и гентилам отряд молодых летов96. Я беру на себя эти обязательства не только по доброй воле, но и с большим желанием угодить тебе. Да дарует нам твоя милость префектов претория, прославленных своими достоинствами и справедливостью. Что до прочих гражданских чиновников и командиров войск, то лучше оставить их выбор на мое усмотрение, так же как и выбор моей личной гвардии. Я проявил бы глупость, если бы, имея возможность избежать возобновления подобной смуты, окружил главнокомандующего армией людьми, о моральных достоинствах и настроениях которых мне ничего не известно…»97.
Поскольку Юлиан боялся, что Констанций сочтет его скромность проявлением слабости, он одновременно отправил еще одно письмо, написанное совсем в другом тоне. Текст этого второго послания до нас не дошел. Но мы знаем от Аммиана и Зосима, что в нем нашли отражение все обиды на Констанция, накопившиеся в душе Юлиана со времен гибели его отца. Сопоставление этих двух писем должно было означать следующее: «Если ты хочешь мира, я предлагаю его тебе от всего сердца; но если ты хочешь войны, я принимаю вызов».
Юлиан дал первое письмо Пентадию, который служил шпионом у Констанция, а второе — Евтерию, своему верному постельничему98. Он поручил им как можно скорее отвезти письма в Константинополь и вручить Констанцию лично в руки. Затем он вернулся к себе и стал ждать, что решит его двоюродный брат.
Пока Юлиан гадал, какова будет реакция Констанция, ему пришлось пережить еще одно горе: потерю супруги Елены. Эта утонченная женщина так и не оправилась после неудачных родов, случившихся в 358 году. С тех пор ее жизнь постепенно угасала. Скорбь из-за неизбежности вооруженного столкновения между мужем и братом, видимо, окончательно добила ее, Юлиан велел перевезти ее прах в Рим и похоронить подле ее сестры Констанции99 в мавзолее, который до сих пор стоит у Номентанской дороги.
Так эти две столь различные женщины оказались похоронены в одной могиле. Одна из них была жестока и кровожадна; другая — чиста, добродетельна и нежна, как голубка. Однако их уход должен был привести к одинаковым последствиям. Смерть обеих произошла в момент, когда их супруги находились в открытом противостоянии с их братом. Смерть Констанции оставила Галла беззащитным перед мечом палача. Смерть Елены делала Юлиана более уязвимым под ударами, которые ему собирался нанести Констанций. Позднее, как бы для того, чтобы доказать, что пути Господни неисповедимы, Церковь канонизировала обеих, не делая различия между ужасными преступлениями одной и исключительными добродетелями другой…
XVI
Тем временем Пентадий и Евтерий направлялись в Константинополь. На протяжении всего путешествия через Италию и Иллирию они двигались очень медленно, потому что префекты этих областей ничем не пытались облегчить им тяготы пути, боясь прослыть сообщниками «узурпатора». Когда они наконец прибыли на берега Босфора, императора там уже не было. Пытаясь противостоять новому наступлению Шапура, он перенес свое местопребывание в Кесарию Каппадокийскую. Именно там особый курьер, посланный Флоренцием, сообщил ему о мятеже в Лютеции.
После получения этого сообщения Констанцием овладел такой приступ ярости, что окружающие боялись, как бы его не хватил апоплексический удар. Его лицо стало багровым, глаза налились кровью, он метался по кесарийскому дворцу, произнося нечленораздельные звуки и размахивая руками, как сумасшедший.
У него всегда были подозрения! Юлиан — обманщик, властолюбец, предатель! Констанций проклинал тот день, когда сделал его цезарем вместо того, чтобы раздавить каблуком, как ядовитого скорпиона! И вот теперь он воспользовался его великодушием для того, чтобы спровоцировать против него военную смуту, в ходе которой провозгласил себя августом! Ему мало постоянно соперничать с ним в славе, он хочет оспорить у него трон? Неблагодарный! Неужели ему никогда не удастся покончить с Флавиями? Ведь Юлиан — такой же узурпатор, как и все остальные. Единственная разница заключается в том, что он слишком долго не снимал маску… Только одна мысль утешала Констанция: ему всегда удавалось уничтожать тех, кто бросал вызов его власти. То же будет и с Юлианом. Раз он сам спровоцировал Констанция, тот объявит ему войну, беспощадную войну! Он утопит в крови и его самого, и его сообщников! Ничей совет, ничье заступничество больше не остановит его карающую десницу…