Юлиан решил положить конец этому разорительному фаворитизму. Трезвомыслящий, умеренный в потребностях, живший скромно и зачастую довольствовавшийся нехитрой солдатской пищей, он задумал вернуть римский мир к его древним традициям простого образа жизни. Его первым шагом на этом пути стал отказ от азиатской роскоши, в которой находил удовольствие Констанций. По свидетельствам современников, «он хотел вернуться к почти республиканскому образу правления Антонинов, к тем временам, когда император вел себя, как простой человек».
Чтобы добиться этого, он решил вернуть Сенату его древние права и потребовал, чтобы сенаторы голосованием утвердили его восшествие на престол. Вместо того чтобы призывать сенаторов к себе во дворец и объявлять свою волю, даже не предлагая им сесть, как это делалось во времена его предшественника, Юлиан стал ходить на их заседания и если принимал участие в обсуждении, то просил их слушать его сидя, как это делается на обычных заседаниях. Он говорил, что «если принцепс умеет управлять и обладает необходимыми для этого качествами, то он может обойтись безо всякой показной шумихи; что он возвышается, если может попрать ногами собственное величие, и что, видя, как он добровольно отказывается от роскоши, его подданные поймут, что он вполне для них досягаем».
Значительно сократив число чиновников, Юлиан принялся за новые назначения. Для человека своего времени он делал это с удивительной умеренностью. Однако он постарался призвать к себе большое число риторов и философов, которых встречал ранее во время своего пребывания в Греции и Малой Азии. Поскольку главной задачей его царствования было восстановление эллинизма, было бы странно, если бы он не постарался пригласить ко двору наиболее выдающихся мыслителей и ораторов своего времени. Он написал Максиму Эфесскому, Евагрию, Фемистию, Хрисанфу, Приску, Орибасию, Евтерию, Мамертину, Саллюстию и попросил у них помощи в выполнении своей задачи. Он предложил Проэресию стать его историографом. Он настойчиво уговаривал Либания приехать преподавать в Константинополь. Он назначил брата Максима Эфесского Нимфидиана главой Греческой канцелярии. Он пригласил к себе даже Аэция, хотя тот и был убежденным христианином, поскольку ценил его нравственные качества и считал себя перед ним в моральном долгу. Некоторые отказались принять его приглашения, в частности Либаний, который предпочел остаться в Антиохии. Но большинство сразу же прилетели, как пчелиный рой, «безумно счастливые оттого, что им предоставляется возможность собирать мед подле молодого императора, превыше всего ставившего поклонение Музам».
Реформировав двор, Юлиан перешел к реформе армии. Он упразднил «лабарумы», хоругви, на которых Константин велел вышить монограмму Христа, и заменил их штандартами с надписью Soli Invicto — «Непобедимому Солнцу», и с этих пор римские легионы должны были сражаться во имя Гелиоса. Некоторые воинские части претендовали на «особые права», поскольку они первыми провозгласили Юлиана августом, но он отказал им в этих излишних привилегиях и утвердил абсолютное равенство всех легионов. Однако, сделав это, он сумел добиться признательности всех солдат тем, что значительно улучшил их жизнь. Он заботился о качестве получаемой ими пищи, требовал, чтобы им регулярно выплачивали жалованье и не допускал нехватки оружия и амуниции. Он доверял командование когортами только испытанным в бою молодым командирам. Он обязал пехотинцев совершать переходы, вплоть до однодневных, для доставки фуража, и запретил конникам в сезоны, когда травы мало, реквизировать сено у населения, приказав им самостоятельно отводить верховых животных на пастбище. Всем было известно, что образ жизни императора прост и скромен, и таким образом он на собственном примере мог приучать людей к древнеримским добродетелям терпения и воинского духа. Он изгнал из армии христиан, посчитав, «военное дело несовместимо с заветами Евангелия». Наконец, он восстановил в казармах порядок, восходящий ко временам Аврелиана, но упраздненный Константином в последние годы его царствования: каждое воскресенье, в так называемые Дни Света и Солнца, солдаты должны были возносить молитву этому «Богу, дарующему победу»10.