Другими словами, мы были людьми среди людей. Однако он не тот гость, которому вы можете сказать: «Пожалуйста, загляните ещё раз на обратном пути». Одного раза — достаточно! Мы не говорили о серьёзной политике, но зато обсудили множество литературных вопросов. Короче говоря, ему понравилось, и он провёл время с удовольствием. Он сказал, что собирался провести один день в Путеоли, а следующий — в окрестностях Байе. Вот вам история о том, как я развлекал его, — или как он был у меня на постое; мне показалось это хлопотным, но, как я уже сказал, не лишённым приятности».
Но относительно доброе расположение Цицерона по отношению к Цезарю, вызванное этим незабываемым случаем и огромным обаянием гостя, было только мимолётным лучом солнечного света в мрачной бездне его отчаяния в связи с тем, что творилось в стране. И он, конечно, был не одинок в своих чувствах. Всё, что было столь же дорого человеку, как собственные дети, — страна, честь, уважение и положение в обществе, — всё было потеряно. Это написал ему в конфиденциальном письме юрист Сервий Сульпиций Руф. Видимо, Цезарь не осознавал, насколько сильно люди сочувствовали республиканским традициям, или не считал нужным принимать это во внимание. Для них была предназначена бутафория. Он сказал так и был абсолютно уверен, что для всех это слово — закон. Личное обаяние Цезаря, умение очаровать аудиторию, его тактичная любезность и тонкое остроумие иногда ещё оказывали своё воздействие, но теперь это были скорее судорожные попытки, чем норма поведения. Бархатная перчатка на железной руке порядком поизносилась, как писал об этом Шекспир.
Теперь ситуация принимала новые формы, где личное преобладало над конституционным. Например, Цезарь стал «главой государства» (императором), и этот термин получил специальное и полуофициальное значение, и вскоре после его смерти стал официальным обозначением носителя деспотической власти, таким образом в истории появился титул «император». Уже при жизни Цезаря постоянно говорилось о необходимости его пожизненного назначения великим понтификом. Это было необходимо народу, подверженному суевериям, поскольку такое назначение отразило бы его близость к богам и роль исполнителя божественной воли. Греки уже объявили Цезаря богом, поскольку они привыкли называть так своих собственных монархов. Тот же процесс шёл и в Риме, но с использованием других чисто технических нюансов и разнообразных сложных религиозных процедур. Правда, в Риме процесс обожествления Цезаря никогда не носил полностью официального характера, и никаких официальных решений по этому поводу не принималось. Мало-помалу статуи Цезаря, под ехидные насмешки Цицерона, были установлены в храмах. Были учреждены специальные культы, хотя и не прямого поклонения Цезарю, но в его честь. Постепенно стиралась привычная грань между человеческим существом и божеством. В начале 44 года до н. э., когда Цезарь был диктатором уже четыре срока, его профиль стал появляться на римских монетах. Это было бы естественно для греческих монархов, и в восточных провинциях вскоре после победы при Фарсале на монетах местной чеканки появились изображения, сходство которых с Цезарем трудно отрицать. Но в столице до того времени на монетах изображали только умерших деятелей. Так что последнее нововведение стало ещё одним доказательством — если какие-то доказательства вообще необходимы — того, что Цезарь не был обычным гражданином.
Наиболее резким напоминанием об этом факте явилось назначение Цезаря в феврале 44 года до н. э. пожизненным, «вечным» диктатором. Новый зловещий титул пожизненного диктатора (dictator in perpetuum) появляется рядом с его портретом на монетах. По крайней мере некоторые из них появились до его смерти (уже 9 февраля он стал пожизненным диктатором). Но даже если они были отчеканены после смерти Цезаря, он сам, несомненно, утвердил эту надпись о своём вечном диктаторстве. Это, очевидно, действительно стало сильным ударом. Вся сущность диктатуры, согласно римской конституционной практике, заключалась в её временном характере, и ни один из предыдущих диктаторов, а их было 83, ни разу не рискнул выступить против этого принципа. Когда после битвы при Тапсе Цезарь получил диктатуру на 10 лет, это уже было серьёзным нарушением традиций. И вот теперь, после того как он в течение 24 месяцев оставался диктатором, сенат объявил о пожизненном назначении, которое являлось явным отрицанием тех чрезвычайных полномочий, которыми этот пост всегда ограничивался. До настоящего времени большинство нововведений Цезаря скорее базировалось на традициях прошлого, чем на их отрицании. Образ Цезаря, созданный в XIX веке, — образ супермена, строителя нового мира и государства, — не соответствует реальности. Этот образ связан в основном с именем немецкого историка Теодора Моммзена, который, создавая именно такой образ Цезаря, имел в виду подчинение современного ему и люто ненавидимого им юнкерства прусской монархии. Но зачаток правды в таком представлении всё же был, он заключался в доведении до абсурда древних конституционных форм. Когда Цезарь отметил, что Сулла продемонстрировал свою полную политическую безграмотность, освободив пост диктатора, он имел в виду именно то, что сказал.
Пожизненная диктатура несла очевидные черты царского правления. Последнее нововведение переполнило чашу терпения римлян, вызвав у них сильное отвращение. Настроения были такими же, как почти 500 лет тому назад, в те легендарные дни, когда был сброшен тиран Тарквиний. Среди знати и других оппозиционеров распространялись слухи о том, что Цезарь вступил на тот же зловещий путь. Действительно, поклонники Цезаря провели демонстрации, призывающие его сделать заключительный шаг и стать монархом. Возможно, тут не обошлось без самого диктатора. Но после того как два подобных выступления встретили резкий отпор враждебно настроенных трибунов, Цезарь счёл необходимым организовать демонстрацию, которая свидетельствовала бы о том, что у него не было подобных планов. И не далее чем 15 февраля 44 года до н. э. во время древнего религиозного праздника Луперкалий в театре перед огромной толпой Антоний, который вновь вошёл в фавор и был назначен консулом, хотел надеть на Цезаря царскую диадему, но тот демонстративно отстранил её, посвятив истинному и единственно возможному для Рима монарху — богу Юпитеру.
Цицерон мог конфиденциально писать Цезарю, называя его царём; диктатор мог сидеть на позолоченном стуле; он мог хвастать своей легендарной родословной и носить высокие красные сапоги, подобно древним правителям Альба Лонги. Но в Риме постоянная власть достигалась другим средством, и этим средством была непрерывная диктатура. Цезарь точно просчитал, что такое положение вещей если и вступало в противоречие с конституцией, то, по крайней мере, не порывало с ней. Так какие же преимущества мог дать Цезарю статус монарха, который был столь непопулярен среди римлян и ничего не мог добавить к его фактической власти? Понадобилось ещё четверть столетия кровопролитных войн, прежде чем официальная монархия стала реальностью, но и тогда она была скрыта, хотя и крайне неловко, позади сложного и замысловатого фасада. Эту задачу пришлось решать внучатому племяннику Цезаря Августу, а тот постарался забыть обо всех неудачах своего предшественника и включил имя Цезарь в свой титул. Таким образом он передал грядущим поколениям термин «цезаризм», поднятый на щит при описании династий Бонапартов и Гогенцоллернов. Цезарь не был заинтересован ни в звании монарха, ни в том, чтобы привить на своей родине, в Италии, греческие идеи монархии, которые применяли на Востоке и он сам, и другие римские властители, правившие до него.