Тем временем ближе к дому Ватиний, успешно действовавший в Иллирии четырьмя годами ранее, вёл жёсткую борьбу за полное покорение приграничных земель; он жаловался Цицерону, что Цезарь ожидает от него невозможного. Миссия Ватиния была особенно важна, потому что именно на его фланге возникло мощное варварское государство, во главе которого стоял Буребистас, а фактически правил его советник, знакомый со всеми тайными пружинами власти в стране. Центром царства Буребистаса была Дакия (Трансильвания), но он покорил также племена в западных районах, граничащих с римской провинцией. Его власть распространялась и в другом направлении, вплоть до самого Чёрного моря, и, хотя он пропускал на свои территории купцов из империи, его власть над греческими прибрежными городами можно было интерпретировать как вторжение в сферу влияния Рима. Хуже всего было то, что ещё до Фарсала Буребистас начал переговоры с Помпеем. Именно этим и объяснялась значимость поставленной перед Ватинием задачи. Ходили настойчивые слухи, что, одержав победу в Парфии, Цезарь ударит на север, через Кавказ, а затем повернёт на запад, по пути разгромив Буребистаса, и, следуя вдоль Дуная, вернётся обратно в Галлию. Без сомнения, даже Цезарь ещё не знал, будут ли столь масштабными эти походы, так явно конкурирующие с походами Александра. Но какие-то попытки осуществить хотя бы часть этого захватывающего плана могли быть предприняты.
Цезарь решил оставить Рим не позже 18 марта, чтобы позволить себе необычную роскошь — начать военную кампанию во время удобного весеннего сезона. Последние фрагменты республиканской конституции были сведены на нет тем упорством, с которым он назначал всех должностных лиц как дома, так и за границей на два года вперёд. Марк Эмилий Лепид должен был стать его заместителем, а затем править Ближней Испанией и Южной Галлией; Марк Антоний и Публий Корнелий Долабелла были предназначены в Македонию и Сирию. За время пребывания Цезаря в Испании в предыдущем году обычный механизм управления Римским государством был изменён, были созданы должности восьми новых префектов города, в распоряжении которых находились вооружённые когорты. Такие меры, явно свидетельствовавшие об отсутствии диктатора, были достаточно обременительны даже в течение краткой испанской кампании, а во время предстоящего длительного отсутствия их воздействие на римлян несомненно оказалось бы гораздо более раздражающим. Истинными правителями Рима в то время предстояло стать Бальбу, с его обширными римскими парками и садами удовольствий в Тускулуме, и финансисту Оппию. Эти люди не были даже сенаторами, и всё же любому сенатору пришлось бы стоять в очереди в их приёмных.
Диктатор с пожизненными полномочиями внушал ужас. Странно, что Цезарь, при всей глубине понимания ситуации, не смог осознать, что пожизненное диктаторское правление, которое усугублялось отсутствием диктатора в столице и управлением на расстоянии, могло переполнить чашу терпения. А поскольку возможность такого правления становилась всё более реальной, был составлен заговор. Покушения на жизнь Цезаря были и прежде. Например, как-то на него напал раб, подосланный неизвестными лицами, возможно, были и другие подобные случаи. Требоний, покинувший Цезаря в Испании, намекнул Антонию, что замена правителя может стать необходимой. Антоний не откликнулся на этот намёк, но и не сообщил о нём. Главным инициатором заговора стал Гай Кассий Лонгин, который перешёл на сторону Цезаря после Фарсала. Ещё в январе 45 года до н. э. он мог сказать Цицерону, что предпочтёт старого и снисходительного диктатора молодому и жестокому Гнею Помпею. Но после того как Кассий был избран претором в 44 году, Цезарь не назначил его на высшую должность, а затем не дал никакого важного поста в армии, когда планировалась экспедиция в Парфию, хотя Кассий был отличным солдатом, прекрасно знал страну, где предстояло воевать, и врага, поскольку сражался вместе с Крассом при Каррах (тогда он вышел сухим из воды, правда, при сомнительных обстоятельствах). Лонгин обладал сильным характером, и проявления беспрецедентного деспотизма, который теперь принимал столь явную форму, были невыносимы для этого гордого человека. В начале года он в числе небольшой группы сенаторов воздержался от приветствия в честь диктатора. Лонгин присоединился к Антонию во время его тщательно планировавшегося выступления во время Луперкалий, когда Цезарь отказался от царской диадемы, хотя, в отличие от Антония, вовсе не собирался помогать Цезарю, а надеялся на то, что диктатор потеряет уважение народа Рима.
Жена Кассия Лонгина Юния Терция была дочерью Сервилии и сестрой Марка Юния Брута, который также перешёл в лагерь Цезаря после Фарсала, присоединившись к Кассию в Анатолии. Это, без сомнения, понравилось Сервилии, ради которой диктатор оказывал особое покровительство Бруту, назначив его правителем Цизальпинской Галлии. Без сомнения, она была ещё больше удовлетворена, когда Брут в ответ на это заявил, что Цезарь стал теперь фактически республиканцем. Но ситуация с Брутом была достаточно сложной, поскольку он, как выяснилось, был привязан не столько к Цезарю, сколько к памяти его дяди, Катона. Он был среди соратников Катона на Кипре, где жестоко преследовал своих кипрских должников, а вскоре после смерти Катона женился на его дочери Порции. Кроме того, Брут написал посмертный панегирик в его честь. Бальб утверждал, что хотя он был гораздо менее выразительным, чем написанный Цицероном, но зато в нём в полной мере чувствовалась искренность.
Брут был энергичен, эмоционален и действовал на окружающих подавляюще. Его родственные связи достаточно запутанны. Какие бы симпатии он ни выражал по отношению к Цезарю, не следует забывать, что его жена, первым мужем которой был Бальб, происходила из двух семейств, где о Цезаре в течение многих лет говорилось с исключительной злобой. Возможно, именно Порция, спекулируя на том, 4что давнишний роман Цезаря с матерью Брута был позором для семьи, способствовала резкой перемене мнения мужа о диктаторе. Но на самом деле существовала и другая веская причина, заставившая Брута отвернуться от диктатора; и теперь её эксплуатировал Кассий, который (хотя Цезарь продвигал Брута через его голову) видел в нём лидера будущего заговора. Брут был охвачен навязчивой идеей, которая касалась его предков. В среде римской знати это было обычным явлением, но среди предков Брута особо почитались две легендарные фигуры — Луций Юний Брут и Сервилий Ахала. Один из них, согласно преданию, изгнал тирана Тарквиния, а другой вскоре после этого убил Спурия Маэлия, который метил в тираны. Получив официальное назначение на Римский монетный двор, Брут дал распоряжение чеканить портреты обоих этих героев на монетах. В течение долгого времени многие молодые римские аристократы воспитывались в том духе, что убийство тиранов — их священная обязанность. Что же касается Брута, то и его родословная, и характер, и образование (он всерьёз изучал греческую историю, которая изобиловала преданиями о прославленных убийцах тиранов) — всё это, вместе взятое, привело к тому, что он стал считать убийство тирана своим долгом. По преданию, даже основатель Рима Ромул был приговорён сенаторами к смерти за тиранию. И вот теперь Цезаря называли вторым Ромулом или вторым Тарквинием, и, конечно, благородная идея убийства тирана нашла бы поддержку. Кассий упорно внушал эту идею Бруту, и его расчёты оправдались. Брут не только вступил в заговор — он стал его знаменем и одним из руководителей.
Под руководством Кассия и Брута недовольные существующей ситуацией сенаторы, собиравшиеся, чтобы обсудить свои возможные действия, быстро объединились в единый круг из 60 заговорщиков. Мы знаем имена 20 участников заговора. Девятеро из них ранее сражались на стороне Помпея. Двести лет спустя непреклонный римский император, читая историю заговора, заметил, что именно политика милосердия привела к фатальным результатам. Но зато семеро других в течение всей гражданской войны демонстрировали верность Цезарю, а четверо из этих семерых были его лейтенантами в Галлии. Некоторые из них имели основания для недовольства. Требоний чувствовал свою вину за испанский поход, хотя теперь он и должен был получить прибыльную провинцию в Азии. Базилий был раздражён, потому что ему не позволили стать правителем, хотя он и получил большую сумму денег в качестве компенсации. Тиллия Кимбера Цезарь назначил правителем Вифинии, но тот, возможно, был обижен за изгнание своего брата. Братья Каски оба вошли в заговор; один из них, Публий, был обедневшим сторонником Кассия.