— С чего ты взял?
— А у меня кто-то косметичку спер.
Старшина сгреб нас обоих в охапку и вытащил в казарму.
— Ты, шнырь, марш на тумбочку, — обратился он к дневальному, — твою косметичку я взял для Маруси.
— Значит так, земляк. — Старшина проводил мухой пролетевшего дневального и провернулся ко мне. — Слушай, здесь такое дело… Короче, это вообще не баба, а это, как ее, корреспондентка «Красной звезды»… Интересуется секретными героями Байконура. Я того молодого, который подсунул ее адрес, найду и в бараний рог скручу. — Старшина сделал движение руками, как будто выкручивал белье.
Я поежился, потому что этим «молодым» был я и решил сменить тему разговора:
— Товарищ, старшина, а откуда у вас звезда героя?
— А откуда у тебя в письмах звезды?
— Так то бумажные, а у вас — золотая.
— В мастерской Кочкуры я нашел четыре звезды. 25% найденного по закону — мои. Усёк? Не отвлекайся. Я эту бабу и так и сяк, а она мне ну ни как. Что ты там наплел в письмах? Все требует подробностей, как это я с пилотом Кирком ядерный реактор «с толкача» запускал. Я тебя уже представил, как своего помощника, поможешь? Баба с возу — и потехе час, и волки сыты.
Когда я снова вошел в старшинскую, корреспондентка уже вытащила блокнот и навострила перо. Ручка, кстати, у нее великолепна — из титана, в виде ракеты с прозрачными иллюминаторами — явно подарок старшины. «Ладно, — подумал я, слушай-слушай, жаль только, что в газете не опубликуют».
— Как вы знаете, нам с Колей командование поручило исследовать твердотопливные ускорители американского «Шаттла» на предмет возможных диверсий. Кажется, военная разведка прознала, что КГБ решила его грохнуть, ну и…
— Предотвратить катастрофу? — поддакнула Маруся.
— Нет. КГБ не вмешивается в дела других стран. Просто управление не хотело наших следов.
— Так значит, они были? — снова вставила Маруся.
— После нашей работы — нет. Но если вы будете перебивать, появятся следы моего ухода.
— Я вся превратилась во внимание. — Девушка уткнулась в блокнот.
— Поскольку на земле корабль жестко охранялся, мы приняли смелое решение: провести исследование в космосе. На орбиту нас подбросил советско-вьетнамский экипаж. В целях конспирации они не знали, что мы прицепились снаружи и полетели дальше, типа исследовать космос.
— Такая отмазка, в натуре, — добавил старшина.
— Ну да, — продолжил я. — Мы же после выхода в космос отцепились и начали свободное плавание. Гм, что-то в горле пересохло.
Старшина услужливо подал стакан. Я отпил и поперхнулся:
— Что это?!
— Водка.
— Я же не пью.
— Ничего. Водка в малых дозах полезна в любых количествах.
— Так вот. После того, как наши сенсоры засекли местонахождение «Шаттла», мы с помощью двигателей скафандров отправились к объекту. Поскольку внешне скафандры замаскированы под контейнеры с мусором, нам удалось незаметно подобраться к кораблю. — Я отхлебнул чаю.
Маруся строчила в блокноте со скоростью швейной машинки. Старшина выпятил грудь колесом и гордо поглядывал на девушку.
— Так. О том, что было дальше, я расскажу в другой раз.
— Но почему? — корреспондентка сказала это так, будто я занимался с ней сексом, но перед ее оргазмом вспомнил о больной маме.
— А знаете такую детскую считалку: А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, (И стучало в КГБ).
Старшина оттер меня в сторону:
— Ты чего, расскажи ей.
Я вытащил из кармана пропуск на 113-ую площадку и увольнительную на два дня. Старшина сочувственно вздохнул. Все прекрасно знали, что просто так пропуск на эту площадку не дают, тем более рядовым. Я забрал у корреспондентки ручку «на память» и отправился в канцелярию.
В канцелярии было светло и просторно. Большинство плакатов убрано до праздника, однако все свободное место занимали документы — папки, журналы, скоросшиватели. Замполит поднял на меня глаза:
— Твоя передовица: «С бригадиром козлов я встретился прямо на месте их производства. Из распахнутой нараспашку гимнастерки на меня смотрели ярко-голубые глаза. Он сразу взял козла за рога: «Наша бригада трудится день и ночь, не покладая рук, не вставая с постели»?
— Моя. А что такого? Площадка для сборки «козлов» — оснований башенных кранов действительно называется «постелью». Я хотел поднять проблему отсутствия у них оборудованной ямы, из-за чего им приходится трудиться лежа.
— Так, Палек, ты меня живьем отправишь на тот свет. Твоя характеристика? «Военный строитель рядовой Абдулвагабов Асхан Оглы. Пол до призыва — мужской, лет двадцать дебил, наследственностью не отягощен, психологические качества отсутствуют, отказов от нарушений трудовой дисциплины не имеет. Поведение на производстве — ниже своих способностей. К общественной работе не привлекался. Взаимоотношений с товарищами не имел».
Отчаявшись получить от меня приличные политические статьи, замполит привлек к написанию характеристик для увольняющихся. После пятидесятой мне, как водится, все надоело и я начал нести чушь.
— А что, товарищ лейтенант, их кто-нибудь читает? У вас в характеристике вообще написано «морально нестоек, характер электрический, имел порочащие его связи, но замечен в них не был».
— А откуда ты мою характеристику знаешь? — взвился офицер.
— Да я сам ее писал по просьбе замполита отряда.
— Может быть, ты и замполиту отряда характеристику писал?
— Нет. Но я знаю бойца, который писал. Тоже нехилый пацан.
— Ладно. Характеристики я сам закончу. Как насчет баллистики?
Полчаса после я долго объяснял этому балбесу, что синус — это не переменная, «пи» — не функция, вектор — не просто отрезок со стрелочкой, а «навесная» траектория ничего общего с навесом не имеет. Наконец я устал и показал лейтенанту увольнительную на два дня и пропуск на 113 площадку.
— Так. Вляпался, наконец.
— Ну. А сколько раз я просил вас дать мне отпуск?
— А за что?
— Да хоть по телеграмме.
— По этой, что ли: (замполит достал из стола листок) «Карим, приезжай скорей. Умер папа. Очень хочет тебя видеть».
— Это не мне.
— Да, но под твою диктовку. Кстати, он съездил в отпуск. Ты в загробную жизнь веришь?
— Нет.
— После отпуска к этому Коле его покойный папа приехал повидаться. А твои самоволки в Ленинск? Как не соберусь в воскресенье пузырь купить, так Палек тут как тут — стоит в очереди.
— Так я вас всегда вперед пропускаю.
— И то, слава богу. Потому что после тебя ничего не остается.
— Что я виноват, что ли, что весь Байконур пить хочет, а в радиусе двести километров только один винный магазин?
— Но не весь же магазин увозить!
— А я и не весь увожу — вино оставляю.
— Спасибо.
— Рад стараться.
— А потом понедельник — не рабочий день, потому что все пьяные.
— А вы хотите, чтобы все были трезвые, но без материалов, потому что их пропили? Или того хуже — выпили сами эти материалы?
— Слушай, Палек, тебе не рядовым нужно служить, а как минимум в политотделе УИРа. Или лес валить за Колымой. Надеюсь, что 12-й этаж — твое последнее приключение.
— Как читателям понравится. К тебе, кстати, жена приехала
— Не к тебе, а к вам!
— Не-е. К нам она вчера приезжала, а сегодня к тебе!
Я вышел из канцелярии и пошел в спальный блок. Кочкура лежал на аккуратно заправленной койке перед экраном и смотрел «Служу Советскому Союзу». На экране образцовые солдатики в отутюженных гимнастерках бодро бегали по плацу, за экраном молодежь в грязных «ВСО» драила пол зубными щетками с мылом. Увидев меня, он вынул из кармана смятый кусок бумаги и подал его мне.