Ехали долго. И хотя злилась метель и ветер свистел за бортом, в фанерной будке, установленной в кузове грузовика, было жарко. Грела железная печурка, раскалённая докрасна.
В дороге Витю поили горячим чаем с сахаром и давали по маленькому кусочку хлеба с маслом. Никитенко всё интересовался, как Витя учился в музыкальном училище играть на баяне…
Витя отвечал с трудом. Болела голова, хотелось спать.
Мысли о матери беспокоили: как она там, продуктов ей оставили немного, а потом что…
Витя незаметно уснул.
Разбудил его громкий весёлый голос Никитенко:
— Станция Березайка, кому надо — вылезай-ка!
Никакой станции, конечно, не было. Вокруг лес и много военных людей. Вьюга уже затихла, и ярко светило солнце.
— Принимайте, ребята, юного батарейца, — сказал артмастер. — С баяном приехал. Видали?
Кто-то взял Витю из рук Никитенко.
— Да, здорово ты истощал, малыш.
Витя видел, как его отец отдал честь командиру и отрапортовал:
— Товарищ майор! Ваш приказ выполнен: прицел отремонтирован!
— И сына привезли? — спросил командир. — Что же мы будем делать с ним? Это же фронт…
— Виноват, товарищ командир. Но там оставить никак не мог… — смущённо ответил Иванов. — Больной он. Разрешите, товарищ майор…
— Ладно, поправится, тогда решим, — сказал командир, — а пока пусть займётся им врач.
В это время раздался громкий орудийный выстрел. Витя даже не вздрогнул. Сколько раз фашисты обстреливали Ленинград! Он лишь спросил:
— Наши или фашисты?
— Салют в честь приезда сына наводчика! — ответил военный. — Не простой, боевой. Залп по фрицам. — И с Витей на руках направился к лесу.
— А куда вы несёте меня? — спросил Витя.
— В полковой лазарет. Лечить будем тебя.
Солдатский баянист
В полковом лазарете Витя Иванов пролежал долго. Уже весна пришла, когда комиссар полка взял его к себе ординарцем. Выдали мальчишке обмундирование, сапоги, ремень солдатский и карабин. От комиссара Витя ни на шаг.
— Сегодня пойдём на НП, — сказал однажды комиссар, по фамилии тоже Иванов.
— А что такое НП? — спросил Витя.
— Это сокращённо — наблюдательный пункт. Вот тебя все зовут юный батареец, а можно сказать юнбат. Ну, юнбат, стрелять умеешь?
— Заряжать умею, а стрелять не пробовал, товарищ комиссар.
— А зачем же карабин носишь? Тоже мне, телохранитель. А ну, давай попробуем. В пень попадёшь отсюда?
Витя щёлкнул затвором, прицелился и выстрелил, но тут же упал. Карабин отлетел в сторону. Щека вспухла.
— Прижимать надо покрепче, — посоветовал комиссар. — И глаза не закрывай, когда стреляешь. На цель смотри. Ну, ещё раз!
Нашли фашистскую каску, положили её на пень. Витя долго целился, выстрелил и на этот раз уже не промахнулся и карабин не выронил.
К наблюдательному пункту шли лесом, потом по глубоким траншеям и, наконец, оказались в просторном блиндаже, где было несколько солдат и лейтенант.
Витя сразу заметил в передней стенке блиндажа узкое отверстие, а возле на трёх высоких ножках рогатый прибор — стереотрубу.
— Только ты, хлопец, не стой против щели, — предупредил лейтенант, — тут шальная пуля может зацепить.
— Дайте ему посмотреть в стереотрубу, — попросил комиссар, — а мы пока займёмся делом.
Пока комиссар разговаривал с артиллеристами, Витя смотрел в окуляры стереотрубы, похожие на бинокль.
— Ну, что видно? — спросил солдат.
— Лес, какие-то канавы… Совсем близко, рядом.
— Это так кажется, что близко, а на самом деле до опушки леса больше километра. А «канавы» — это вражеские окопы.
Даже не верилось. Витя стал рассматривать окопы и заметил дуло пулемёта и каску. Витя сказал об этом солдату. Тот быстро припал к окулярам стереотрубы и громко доложил:
— Товарищ лейтенант, появился пулемёт.
Лейтенант тоже посмотрел в стереотрубу и тотчас приказал телефонисту:
— Передайте, первому орудию по цели номер пять — огонь!
— Первому по цели номер пять — огонь! — повторил телефонист.
Прошло несколько секунд, и раздался взрыв.
— Правее ноль — два, огонь! — крикнул лейтенант, и телефонист повторил.
И опять послышался взрыв.
— Теперь понял, Витя? — спросил комиссар. — Вот так с наблюдательного пункта подают команды на батарею. А там твой отец по этим командам ведёт огонь из пушки.
Было подано ещё несколько команд, а потом лейтенант отошёл от стереотрубы и, вытирая платком вспотевший лоб, сказал: