Раненная в живот Катя протянула мне автомат. Совершенно не разбираюсь в оружии, но это явно какая-то укороченная или облегчённая модель. Наверное, девушке с таким легче.
-Как стрелять? –кричу я перекрикивая очередной взрыв где-то вверху.
-Сюда и сюда, -показывает Катя. –Отсечку поставила на три патрона, чтобы не расстрелял весь магазин сразу.
-Спасибо! –кричу я, но она уже закрывает глаза привалившись к стене.
Копии Кати сражаются, словно не знают ни страха, ни боли. Басмачи вынуждены притормозить, но всё равно двигаются вперёд, сжимая ловушку. Они лучше вооружены и в лучшей броне.
Прямо у меня на глазах державшая на прицеле лестничный пролёт Катя отвлекается на вылетевший оттуда тактический дрон. Летающая машинка разлетается на части от меткого попадания, но высунувшийся одновременно с вылетевшим дроном боевик прошивает Катю очередью, отчего она отлетает назад, складываясь словно кукла.
Я стреляю куда-то в сторону противника. Точнее давлю и давлю на курок, но короткая очередь в три патрона давно закончилась. Только чудом можно объяснить, что боевик не положил меня там, рядом с ещё одной Катиной копией. Крепкая рука Николая дёрнула меня назад, за угол. Мощный подзатыльник привёл в чувство и я наконец перестал жать на курок словно на клавишу скрола и нашёл силы оглядеться.
Примерно полдесятка моих коллег оказались зажаты в узком тупике. Ни одной Кати среди нас не имелось, но кроме меня ещё трое прижимали к себе Катины автоматы. И, похоже, в отличии от такого дурня-пацифиста как я, они вполне умели ими пользоваться.
Николай распределил сектора обстрела, создавая последний предел нашей жидкой обороны. По крайней мере меня он отвёл за руку за вытащенный из кабинета и перевёрнутый сейф, жестом показав, чтобы я за ним прятался и стрелял вдоль коридора. Я судорожно кивнул, но Николай уже не смотрел на меня.
Удивительным образом рядом со мной оказались Пашка с Ларисой.
Автомат был только у меня одного, но Лариса сжимала в кулаке гранату. Очень надеюсь, что она умеет их метать лучше, чем я стреляю, иначе мы тут втроём, с большей вероятностью, подорвём сами себя и ещё кого-нибудь из наших.
-Ребят, хорошо что вы живы, -обрадовался я им.
-Похоже, что ненадолго, -заметила Лариса.
Пашка толкнул меня в бок и я, заметив какое-то движение в глубине коридора, выстрелил в белый свет как в копеечку.
-Отдай автомат, -потребовала Лариса. С чувством некоторого стыда и огромного облегчения протягиваю ей опасную игрушку.
-Вот, держи, -Лариса суёт мне в руки гранату. Не успеваю я возмутиться «что значит держи?!» как она уже ведёт прицельный огонь, а нам, с Пашкой приходится пригибаться, стараясь укрыться за не таким уж и большим сейфом.
Чёртова эмансипация, -думаю я. –Понабрали тут, как на подбор, валькирий и меня-дурака на полставки.
Неожиданно начинает происходить что-то непонятное. Совершенно необъяснимое ощущение. Я чувствую, как нечто вокруг меня изменяется, но не могу понять, что именно. Пробежавшие половину коридора боевики неожиданно валятся друг на друга, у них разом исчезли тяжёлые сапоги, открыв голые грязные ноги. Исчезают в их руках автоматы, подсумки с гранатами и элементы одежды.
Вот один басмач метает гранату, кажется прямо мне в лоб, но не пролетев и половины расстояния она тоже исчезает. Потом волна изменений реальности докатилась и до нас. Изменился сейф за которым прятались мы втроём, стал немного другим, другого оттенка и формы. На мне вдруг появилась рубашка вместо плотной футболки, в которой я сегодня пришёл на работу. Причём я откуда-то знал, что вот эту, никогда не виденную мною раньше рубашку, я купил неделю назад, зайдя погреться и выпить кофе в случайно попавшийся по дороге магазин. Я помнил, как утром решаю прийти сегодня на работу в футболке и, одновременно с тем, помнил как тем же утром распаковал новенькую рубашку и решил примерить обновку. Два комплекта взаимоисключаемых воспоминаний какой-то миг боролись за место в моей голове, потом те, которые с футболкой, поблекли и словно бы отошли на второй план, но полностью не исчезли.
-Что происходит? – хотел прокричать я, но скорее простонал.
-Это Хозяйка! –радостно воскликнул Пашка. –Она меняет реальность переписывая недавнее прошлое.
Я с облегчением подумал, что вскоре кровавый штурм останется лишь блеклым воспоминанием, но похоже изменение прошлого подчинялось каким-то своим, довольно серьёзным ограничениям. Стереть штурм офиса Мокошь оказалась не в силах, только лишь несколько облегчила его последствия. Мёртвые не ожили, но зато все дождавшиеся её появления остались жить дальше. Часть ран исчезла на глазах, другие стали гораздо более лёгкими.
Оставшиеся в живых боевики вступили в вялую перестрелку с наконец появившимися отрядами милиции особого назначения. Силовики планомерно выбивали растерявшихся басмачей после прошедшей по всему зданию изменяющей реальность волны.
Своих выживших слуг Мокошь лично проводила до непонятно откуда взявшихся автобусов. Мы в них загрузились и куда-то поехали. Куда именно я так и не понял потому, что от всего пережитого стресса, оказавшись в тёплом салоне и на мягком кресле, немедленно провалился в какое-то чёрное забытье слабо напоминающее нормальный сон.
--Дороги ведут не в Рим—
Первым, что я заметил, очнувшись, был снег. Большой и светлый проём окна, прикрытый по краям кокетливыми шторками, облепили снаружи снежинки. Они бились о стекло, пытались забиться под пластиковую основу окна, кружились и спускались сплошной волной. Как будто кто-то там, наверху, перевернул, высыпая, целое ведро – да что там ведро, целую цистерну, сто миллионов цистерн отборных снежных кристаллов.
Наконец-то пошёл снег, -подумал я. –Зима пришла. Теперь всё будет хорошо.
И только после этого огляделся.
Последнее моё воспоминание - загрузка в автобусы. Сзади горят огни, сотни встревоженных мигалок освежают улицу в красный и синие цвета. Звучат выстрелы, теперь уже гораздо более редкие, чем раньше. Маша-Мокошь, скрестив руки, смотрит как горит, исходя дымом, бизнес-центр, маскировавший собой её главный аналитический центр. Я вваливаюсь в тёплое нутро автобуса и оставляя на полу следы слякоти с трудом добираюсь до первого свободного кресла, падаю на него и засыпаю.