— Подбор индивидуальных ключей, — сказала она.
— Я знаю, — кивнул тот.
— То, что он тебе сказал, можно выразить одной фразой: «Пойдем со мной». Все остальное — просто попытка нащупать твое слабое место. Причем довольно успешная.
Том бледно улыбнулся.
— Я знаю.
— Если знаешь, не ведись. Неважно, кто будет представлять человечество.
Том покачал головой.
— Это не может быть неважно, Нэлли. Я только надеюсь, что из нас никто не будет его представлять. Если все откажутся, он уйдет один, — он глубоко вздохнул. — Сдержит свое слово и уйдет один.
«Милый мой Том, я бы не стала на это рассчитывать», — подумала она, однако вслух ничего не сказала.
Этой ночью Нэлл долго не могла уснуть. Она лежала в темноте, не сводя глаз с неяркой габаритной линии, очерчивающей дверь, и думала о предстоящем путешествии. О возможном предстоящем путешествии, поправляла она сама себя. Ее окунало то в рай, то в ад, сердце то сжималось в ледяной тоске, то трепетало от восторга.
Уйти без возможности вернуться. Быть навсегда вырванной из знакомого пространства и времени, потому что через сотню лет полета умрут все, кого она знает. Остаться в одиночестве... в невозможном, лютом одиночестве, до конца жизни видеть только гигантские ажурные кружева углеродных существ... Не пожалеет ли она вообще, что пошла на такое, не захочет ли смерти — страстно, нетерпеливо, жадно — и не сойдет ли с ума от невозможности умереть?
Ну, а если она не будет одна? Если Том все-таки согласится? Если согласятся Дэн, Марика, Алекс, может быть, Мишель — неужели ей и тогда будет плохо?
Нэлл представляла себе Юнону вместе со всем экипажем, летящую по орбите вокруг совсем другой звезды — уникальную научную экспедицию, посольство человечества — и жгучая тоска сменялась бурным восторгом.
Потом она все-таки заснула и всю ночь видела причудливые сны про многоцветный живой космос, оказывающийся попеременно то ловушкой, то университетом.
Утром Нэлл ждал врачебный осмотр — первый после внедрения углеродной антенны. Умываясь, она испытующе посмотрела на свое отражение и пару раз осторожно нажала пальцем над левым ухом. Никакой припухлости там уже не было, но прикосновение по-прежнему было неприятным и по-прежнему вызывало тошноту и головокружение.
— Ты в курсе, что у тебя весь мозг прошит углеродными нитями? — хмуро сказала Линда, когда Нэлл лежала в капсуле и рассеянно слушала попискивание аппаратуры.
— А ты как думаешь? — не без яда в голосе отозвалась та. — Можно такое пропустить?
— Не знаю, — в тон ей ответила врач. — Я не пробовала.
Анализ крови, измерение проходимости бронхов. Низкое гудение, короткий щелчок.
— Я понимаю Зевелев — у него изначально какого-то винтика в голове не хватало. Я понимаю — Марика с ее комплексом вины. Но вы с Дэном?..
— Ну, считай, что у меня тоже винтика не хватает. Иначе зачем бы я стала заниматься Четырнадцатой Точкой?
Линда ничего не ответила, и Нэлл прикрыла глаза. Мягкое ощущение чужого присутствия никуда не делось… видимо, сигнал легко преодолевал корпус герметичной капсулы.
— Нэлл? — спросила врач пять минут спустя.
— Мм?
— Как ты это чувствуешь?
— Что?
— Вашу связь. Контакт.
«Так-так, — подумала Нэлл. — Похоже, ключи подбираются не только к Тому».
— Не знаю, как это можно описать словами. Как дверь в стене. Как шелест волн на морском берегу. Как азот, который чувствует, что кроме него в атмосфере еще есть кислород.
— Не слишком внятно, — пробормотала Линда.
— Хочешь внятно, скажи патрону «Да», и сама все узнаешь.
— Нет. Не люблю, когда в меня лезут щупальцами.
Нэлл пожала плечами.
— Лежи спокойно, — раздраженно сказала врач. — Или снимок грудной клетки придется делать заново.
Снова минута тишины, наполненная только тихими звуками медицинской капсулы.
— Собственно, я хочу понять, насколько можно верить его словам, — наконец, произнесла Линда.
— Его словам можно верить совершенно спокойно, — ответила Нэлл. — Это одно из его правил. Не лгать.
— Не вредить, не лгать и ничего не навязывать, — в задумчивости повторила Линда.
— Ну да.
— Этой ночью мы говорили о Максе, — призналась врач. — Сейчас его кишечник чистый, и в стерильной обстановке он быстро восстановится, но проблема в том, что стерильной обстановки у нас нет.
— А «чистая комната» Мишеля?
— Во-первых, еще не факт, что удастся ее сделать. А во-вторых, даже чистая комната тут же перестанет быть таковой, если туда поместить Макса. Он заражен не хуже всех нас. Бронхи, полость рта, волосяные каналы…