— На это не следует обращать внимания. Вольноопределяющимся вы этим ничего не докажете.
— Это верно, — соглашался Сережа.
И все-таки решил ехать на фронт. Он купил себе на базаре мохнатую черную папаху и эмалированную голубую кружку.
По случаю окончания учебной команды, накануне отправки солдат в действующую армию, в казарме артиллерийского дивизиона был устроен танцевальный вечер. Сюда пришли в своих лучших платьях кухарки и горничные. От них пахло земляничным мылом, щеки их розовели, и волосы кудрявились. Играл духовой оркестр. Без конца танцевали. Солдаты пили денатурат, тискали вспотевших горничных. Сережа тоже хлебнул денатурату и мрачный слонялся по залу. Танцующие его толкали.
В час ночи ввалились «без пяти минут офицеры» — Андрей Слухач и его ближайшие друзья: Левушка Реблинг (сын владельца мукомольной мельницы), Станислав Довгяло, Сашка Конюхов (у матери магазин готового платья) и Борис Филиппов (отец — вокзальный буфетчик). В одинаковых новых гимнастерочках, затянутые офицерскими широкими ремнями, в шароварах-бриджах из темно-синего сукна, они курили папиросы и были навеселе. Шевровые сапожки сияли. Слухач шел впереди, вразвалку. Сережа наблюдал за ними и жаждал скандала.
— Пришли «беспятиминутные офицерики», — сказал он своим товарищам солдатам, с которыми завтра собирался вместе уезжать на фронт.
— Гренадеры-мародеры, — шепнул один из солдат, — мать их так!
Левушка Реблинг взмахнул рукой и пискливым бабьим голосом воскликнул:
— Смотрите, здесь собрались кастрюльницы всех стран!
Гамбург подскочил к нему и выпалил:
— Ба-алван!
Андрей Слухач, спокойно отстранив приятелей, остался один против Гамбурга.
Музыканты отдыхали.
— Ты что? — спросил он, слегка нагнув голову, толстые веки совсем закрывали глаза. — Пьян? Высеку! — произнес он грозно.
Левушка, Сашка, Борька и Стася закачались от смеха.
— Болван! — И Сережа ударил Слухача в грудь.
Андрей взмахнул рукой, но не успел схватить Сергея. Он увидел перед собой, рядом с Гамбургом, десяток коренастых солдат-артиллеристов. Они стояли в вызывающих позах, готовые драться со Слухачом, его друзьями и со всем миром.
Андрей, оценив положение, — будто ничего особенного не случилось, заметил:
— Неохота связываться.
— Тут не только охотка — и аппетит пропадает, — сказал с усмешкой один из солдат.
Заиграла музыка. Слухач со своей компанией незаметно исчез. Оркестр играл лезгинку. Образовался круг. Военный писарь Демченко, растопырив руки и шевеля пальцами в такт музыке, бочком, на носках прошелся по кругу. Оркестр — быстрей — и Демченко быстрей. Оркестр полез вверх — и Демченко взвился. Он хорошо танцевал. Солдаты и женщины равномерно хлопали в ладоши и подпевали. Сергей завидовал Демченко. Он хотел бы сейчас ворваться в середину круга и так заплясать, чтобы все пришли в восторг… А то еще хорошо бы неожиданно запеть чудным голосом… Или сыграть на скрипке… Сережу когда-то учили играть на скрипке, но из этого ни черта не вышло. «Как жаль, что у меня нет никаких талантов. Народ любит таланты», — огорчался он. Утешил себя тем, что среди революционеров мало кто умеет петь, танцевать, играть на скрипке или на мандолине. «А ораторские способности у меня, конечно, есть», — решил твердо Сережа. Он часто произносил пламенные речи самому себе и всегда оставался ими доволен. На митингах ему еще ни разу не приходилось выступать.
Он пошел провожать высокую блондинку. Она показалась Сереже самой красивой. Действительно, у нее были замечательные голубые глаза. Он галантно взял ее под руку и спросил: «Можно?»
— Только крепче держитесь, — ответила она, намекая на то, что Сережа не особенно твердо стоял на ногах.
— Вы думаете, я пьян? Нисколько. Просто повышенное нервное состояние. Завтра нас отправляют на фронт… Потом рядом вы…
— Господи, когда это уж война кончится!
— Как вас зовут?
— Дуся.
— Прекрасное имя! Чудесное имя!..
Они черной лестницей поднялись наверх. Дуся открыла форточку, просунула руку и отодвинула оконную задвижку. Она влезла в окно, а Сереже открыла дверь.
— Только тихо, — предупредила она, — а то хозяева проснутся.
Она зажгла лампу, и с кухонного столика врассыпную разбежались прусаки. Сережа сидел на табуретке. Они говорили шепотом.
— Есть хочешь? — спросила Дуся и достала тарелку с холодными котлетами. И сама взяла котлету руками и стала есть.
Сережа посадил Дусю к себе на колени, обнял ее и тоже ел.
— Спасибо, моя Дульцинея. Накормила бедного солдата.