— Окажете услугу?
— Да, именно, кое-кого я таким образом отблагодарю.
— Кого же?
— Этого Нелли вам не скажет. Неизвестный господин.
— Но чего же этот неизвестный господин хочет?
Она смотрит на меня со значением и медленно выговаривает:
— Он хочет поймать рыбу.
Я подскакиваю и ору: «Что?! Рыбу?!» Она страшно пугается.
— Да что с вами? — говорит она, поспешно загасив сигарету. — Нет, нет. Ни слова вам больше Нелли не скажет. Вы просто рехнулись. Идемте, идемте! Адьё!
Иду. Ноги заплетаются, в голове сумбур.
Кто тут ловит рыбу?
Что вообще происходит?
Кто этот неизвестный господин?
В сетях
Дома меня встречает обеспокоенная хозяйка.
— Тут незнакомый господин, — говорит она. — Ждет вас уже полчаса, и, боюсь, с ним что-то не то. Он в гостиной.
Вхожу в гостиную.
Уже вечер, а он сидит впотьмах.
Зажигаю свет.
Юлий Цезарь!
— Наконец-то! — говорит он и включает свой череп. — Навострите же уши, коллега!
— В чем дело?
— Есть Рыба!
— Что?
— Да. Он уже плавает вокруг наживки, вот-вот возьмет! Пойдем, нам нужно скорее туда! Аппарат уже там, все на мази!
— Какой еще аппарат?
— Я вам все объясню!
Быстро идем по улице.
— Куда?
— В «Лилию»!
— ?
— Как бы вам это сказать, дитя мое? «Лилия» — это обычное увеселительное заведение.
Он шагает очень быстро, начинается дождь.
— Дождь — это хорошо. В дождь они быстрей клюют.
— Послушайте, — кричу я ему. — Вы что тут придумали?
— Я все рассчитал, еще тогда, когда мы сидели. Идем, идем, мы опаздываем.
— Но как вы собирались, ничего мне не сказав, поймать рыбу?
— Мне хотелось сделать вам сюрприз, доставьте мне эту радость! — И вдруг, несмотря на страшный дождь и спешку, он останавливается. Странно смотрит на меня, а потом медленно произносит:
— Вы спрашиваете, — и у меня такое ощущение, что он подчеркивает каждое слово, — вы меня спрашиваете, почему я ловлю Рыбу? Вы же сами про это мне рассказали, помните, дня два назад? Вы тогда пересели за другой столик, и я вдруг почувствовал, как вы расстроены из-за этой девочки, и мне стало ясно: я вам должен помочь. Помните, как вы сидели за столиком? Вы, кажется, писали письмо.
— Письмо?
Да, точно! Писал родителям!
Когда я, наконец, смог из себя выдавить: «Бог поможет». Меня шатает.
— Что с вами? Да вы совершенно побелели! — слышу я голос Цезаря.
— Нет, ничего!
— Вам сейчас самое время выпить шнапсу!
Наверное!
Дождь идет, воды становится все больше.
Меня колотит.
Одно короткое мгновенье я видел сеть.
Н.
Нелегко отыскать в темноте эту «Лилию».
Внутри немногим светлее.
Зато теплее, и, по крайней мере, нет дождя.
Нас встречает хозяйка:
— Дамы уже там, — и указывает на третью ложу.
— Браво! — говорит Цезарь и оборачивается ко мне. — На самом деле дамы и есть моя наживка. Некоторым образом — дождевые червяки.
В третьей ложе сидят фройляйн Нелли и толстая кельнерша.
Фройляйн Нелли сразу меня узнает, однако по привычке помалкивает.
Только кисловато улыбается.
Цезарь останавливается в растерянности.
— Где рыба? — с ходу спрашивает он.
— Не явился, — отвечает толстуха.
— Продинамил меня! — сладко улыбнувшись, поясняет Нелли.
— Она два часа прождала его у кино, — смиренно кивает Толстуха.
— Два с половиной, — поправляет Нелли, и улыбка на ее лице внезапно исчезает. — Я так рада, что этот мерзавец не пришел.
— Ну надо же! — качает головой Цезарь и представляет меня дамам. — Мой бывший коллега!
Толстуха меня разглядывает, фройляйн Нелли глядит в пустоту. Поправляет бюстгальтер.
Мы усаживаемся.
Шнапс обжигает и согревает.
Мы — единственные посетители.
Хозяйка водружает на нос очки и начинает листать газету. Наклонилась над стойкой, и, кажется, будто она зажимает руками уши.
Знать ничего не знает и знать не хочет. Каким образом обе эти дамы стали дождевыми червяками?
— Что здесь на самом деле происходит? — спрашиваю я Юлия Цезаря. Он наклоняется ближе ко мне:
— Уважаемый коллега, первоначально я не хотел посвящать вас в это дело, история ведь грязней некуда, но потом я подумал, что еще один свидетель не повредит. Мы втроем, я и дамы, хотим реконструировать преступление.
— Реконструировать?
— В известной степени.
— Но зачем?
— Мы хотели, чтобы Рыба повторил убийство. И даже по давно известной гениальной схеме. На самом деле, я хотел реконструировать все это дело в постели.