Эджертон решил, что красота Элси отвечает самым притязательным вкусам. Чем больше он ее узнавал, тем четче видел лучшие качества ее характера. Он убедился, что она высокообразованна и воспитана, умна и талантлива, а также удивительно приятна в общении. Эджертон не мог не признать: даже если не обращать внимания на ее богатство, Элси следует признать настоящим сокровищем, о котором мог бы мечтать любой мужчина. Но если бы она была бедной, он бы и пальцем не пошевельнул, чтобы ее завоевать. Ему подошла бы более сластолюбивая женщина. Чистота Элси была ему чем-то неприятна. Рядом с ней он казался себе настолько грязным, что начинал порой испытывать отвращение и презрение к самому себе.
Но огромное состояние влекло его с непреодолимой силой, и он еще более укрепился в своем решении стать полноправным хозяином этого богатства.
Вскоре он понял, что у него много соперников. Но по сравнению с ними у него было одно преимущество: он был совершенно свободен от каких бы то ни было дел и мог всецело посвятить себя Элси, быть рядом с ней и днем, и вечером.
Но тут-то он и почувствовал опасение, что у него есть более опасный соперник — соперник далекий. Из окна своей комнаты он каждое утро видел, как Симон привозит с почты одно или несколько писем. Элси всегда ждала корреспонденцию на веранде. Завидев Симона, она стремительно бежала через лужайку, встречала посланника у ворот и с нетерпением и радостью выхватывала у него свое письмо, с которым потом исчезала за дверями дома. Через полчаса она появлялась снова и выглядела такой раскрасневшейся и счастливой, что Эджертон решил, что она получает письма от возлюбленного.
Эта мысль не давала ему покоя несколько недель. Он все больше убеждался в правоте своего предположения: почти всегда Элси отвозила ответ на почту сама — она делала это во время их ежедневных прогулок — или же передавала ответ через свою верную служанку Хлою. Однажды он набрался смелости пошутить по этому поводу, и Элси ответила ему с веселым смехом:
— Мистер Эджертон, какой же вы янки после такого предположения! Я действительно переписываюсь с несколькими людьми, но письма, которые я с нетерпением ожидаю каждый день, приходят от моего отца.
— Как это, мисс Динсмор? Вы действительно каждый день получаете письма от отца и отвечаете на них?
— Мы пишем друг другу каждый день, кроме воскресенья. В этот день мы никогда не ходим на почту и сообщаем друг другу лишь о тех вопросах, которые не нарушают святости покоя дня Господня. Я обычно пишу папе стих из Библии и пересказываю краткое содержание услышанной мной проповеди. Он пишет мне о том же.
— Вы, должно быть, чрезвычайно строго соблюдаете день Господень.
— Да, но не строже, чем предписывает Библия.
— И вам не скучно? Не кажется ли вам день длинным и утомительным?
— Вовсе нет. Ни один день недели не проходит для меня столь быстро и приятно.
— Быть может, вы соблюдаете приказы своего отца — который так далеко от вас — лишь потому, что ваша тетя строгих правил? — спросил Эджертон полушутливым тоном.
Элси посмотрела на него своими нежными глазами и ответила мягко, но серьезно:
— Я думаю, что должна исполнять приказы как своего земного, так и Небесного Отца. И, надеюсь, мое послушание никогда не станет послушанием «из-под палки». Когда любишь, легко повиноваться, а Божьи заповеди не тяжки для тех, кто любит Его. <
— Прошу прощения, — сказал Эджертон, — но, возвращаясь к письмам, как у вас получается писать отцу каждый день? Я могу еще представить, что на подобное способны влюбленные, но отцы и дочери обычно не склонны заниматься подобной ерундой.
— Но мистер Динсмор и Элси — не обычные отец и дочь, — отметила Лотти, хранившая молчание последние десять минут.
— У нас есть много что сказать друг другу, — добавила Элси с сияющим лицом. — Папа хочет знать, как я провожу время, что я вижу во время прогулок, какие новые растения и цветы я узнала, какие новые знакомые у меня появились, какие книги я читаю и что о них думаю.
— О знакомых или о книгах? — спросил Эджертон шутливым тоном.