— А «Мансурова книга»? — спросил Хусейн.
— Ищем. Не беспокойтесь, факих. На днях добудем. А пока посмотрите вот это.
— О-о, — удивился Хусейн. — Порфирий Тирский! — Он жадно пролистал книгу: — И гораздо лучший перевод, чем тот, что у меня! Беру.
— Я знал, что это вас заинтересует, — удовлетворенно усмехался торговец. — А вот посмотрите еще эту.
— Это Гален, — с ходу определил Хусейн. — Он у меня собран весь, так что благодарю. А вот что там у вас лежит?
— К сожалению, сам не могу понять, — торговец передал ему ветхую книжицу. — Нет титульного листа.
Хусейн стал листать книжицу, лицо его просветлело:
— Аристотель… Как жаль, что у меня нет больше денег. Я бы взял эту книгу за любую цену.
Хусейн поднял голову и увидел торговца, стоявшего на коленях, уткнувшегося головой в пыль. Хусейн оглянулся. Весь книжный базар уже был на земле, и среди согнутых спин неторопливо, спокойно шел невысокий, хрупкий человек в белоснежной чалме и парчовом халате, сопровождаемый свитой. Это был эмир бухарский Нух ибн-Мансур Самани. Он приближался, пристально глядя на Хусейна. Хусейн опустился на колени, склонил голову.
— Встань, мальчик, — услышал он негромкий голос.
Он встал. Эмир смотрел на него, чуть улыбаясь, с видимым интересом. Свита застыла позади.
— Позволь мне взглянуть, — эмир протянул руку, и Хусейн подал ему книжицу.
Через секунду эмир поднял голову.
— Знаешь ли ты, кто автор этой книги? — спросил он.
— Да, ваше величество.
— Назови мне его имя.
— Аристотель, ваше величество.
— В таком случае ты совершаешь большую ошибку, — серьезно произнес эмир.
— Позвольте спросить, ваше величество, в чем она, — побледнев, проговорил Хусейн.
— В твоем поклоне. — Нух ибн-Мансур чуть возвысил голос. — Пока этой землей правим мы, Саманиды, ни один поэт, ни один ученый да не падет на колени ни перед кем. — Он пристально смотрел на Хусейна. — Ты хорошо понял меня?
— Да, ваше величество.
— Помни это. Прощай. — кивнул эмир.
— Прощайте, ваше величество, — склонил голову Хусейн.
— Вот так-то лучше, господин ученый, — проследив за его поклоном, сказал Пух ибн-Мансур и пошел дальше. Свита двинулась за ним.
Хусейн долго смотрел ему вслед, не заметив, как человек из свиты подошел к торговцу книгами и что-то шепнул ему на ухо.
— Что? — забормотал, запричитал враз ошалевший торговец. — О, аллах, какое счастье, какая удача! Да продлятся наши дни, да пошлет вам бог самого лучшего на земле! Господи, радость, радость какая!
Он бормотал, растерянно улыбаясь и быстро-быстро складывая книги в большой хурджин.
Хусейн услышал его только тогда, когда хурджин оказался перед ним.
— Что это? — удивился Хусейн.
— Вам, вам, — причитал торговец. — Это все вам, все мои книги…
— Да, но…
— Уплачено! Уплачено за все! Наш эмир дарит вам все мои книги! — У торговца тряслись руки. — Он заплатил по самой высокой цене! Все, все ваше! Факих, дорогой мой факих, я просто поверить не могу!
— Мы, кажется, опоздали к вечернему намазу, — говорил эмир Нух сановнику из свиты. — Но это не беда. Одна такая встреча стоит для меня десятка намазов.
— И это говорит сам эмир бухарский, — закачал головой пожилой бородач в синей чалме, стоявший в базарной толпе. — О великий халиф, знал бы ты об этом!
— Великий халиф с божьей помощью знает не только об этом, — негромко отозвался вдруг неприметный дервиш, стоявший сбоку. — Слышны, слышны ему жалобы истинных мусульман. Но одними вздохами да жалобами святой вере не поможешь.
— Разумные слова, — присматриваясь к дервишу, осторожно ответил бородач.
— От самого Махмуда Газневи посланы эти слова, — глядя в сторону, проговорил дервиш. — И эти, и еще другие.
— Молись за меня, — бородач сунул в руку дервиша золотом. — И помни, мой дом всегда открыт для сынов божьих и святых слов.
А Хусейн, улыбаясь, перебирал книги.
Он перебирал их и поздним вечером, уже ночью, дома, в их общей с Махмудом комнате, при свете масляного светильника. Просматривал, делал выписки, вчитывался жадно.
В комнате было полутемно, неровный, колеблющийся свет коптилки рисовал худое, напряженное лицо Хусейна, его огромный лоб, сосредоточенные, кажущиеся хмурыми глаза, нервные тонкие пальцы.
— Хусейн! — шепотом позвал, приподнявшись с постели, Махмуд.
— Чего тебе? — не поднимая головы, отозвался Хусейн.