— Чего это так дорого–то? — изумился Гоша, разглядывая ценники конкурентов. — За кролика–то! У нас ондатра и та немногим дороже!
— Здесь не мы диктуем условия, — пожала плечами жёлтая. — Мы тут временно. И товар не наш. За сколько сказали, за столько и продаём. Ладно, мальчики, некогда, нам торговать надо. Видите, уже народ пошёл?
Народу и вправду заметно прибавилось. И это уже, похоже, были именно покупатели. Наскоро переобувшись в валенки, новоявленные коммерсанты почувствовали себя вполне в своей тарелке.
Первого покупателя ждали недолго. Они прямо почувствовали: это он, — когда довольно приличного вида мужик с дородной женой остановились около шапочного прилавка девчонок. По обрывкам реплик было ясно, что соотношение цена–качество им не нравится. Кролика они даже примерять не стали.
— Говорил тебе, в магазин нормальный надо ехать, — недовольно выговаривал жене мужчина. Та в ответ лишь упрямо поджимала губы.
Но наконец они обратили внимание и на «Царь–шапку».
— Вот смотри, это уже поприличнее, — потянула она мужа в сторону улыбающегося как бы просто так Лёвки.
— Если поприличнее, то цены запредельные, поди, — продолжал ворчать мужик. Но послушно двинулся вслед за женой.
— Ондатра! Солидные шапки для солидных господ! По цене изготовителя! — разорялся Лёвка, делая вид, что совершенно не видит направляющуюся в его сторону пару.
Узнав цену, жена ахнула, а муж, примеривая перед зеркалом шапку, солидно крякнул:
— Ишь ты, для солидных господ? А что? Ничего вроде.
Глухонемые появились после полудня. Точнее, сначала появился запыхавшийся Антошка — Красная Шапка:
— Идут. Их шесть. Вы товар приберите, а то ведь попортят, — он быстро махнул ручкой и скрылся за соседней палаткой. От греха подальше, но глазёнками из безопасного места посвёркивал — любопытно ведь, чем дело кончится.
— Не надо, — остановил Нур Лёвку, который было раскрыл упаковочную коробку. — Подождём.
Глухонемые подошли к своему прилавку и, очевидно, загалдели. Руки так и мельтешили. Взгляды, которые они бросали на «царей шапок», трудно было назвать добрыми. Наконец, от глухонемой группы отделился один, похоже, тот самый долговязый, что нарисовался ещё утром.
— Интересно, на каком языке пойдут переговоры? — поинтересовался Лёвка вроде как в пространство.
— Ничего, руками мы тоже разговаривать умеем, — усмехнулся Нур, разминая ладони.
Однако парламентарий заговорил совершенно нормальным, хотя и немножко гнусавым голосом:
— Мужики, тут уже два года все шапки — наши. Вы или платите нам десять процентов или сваливаете на хер.
— А ты что, не глухонемой, что ли? — проигнорировав предложение, поинтересовался Гоша.
— Я — нет. У меня брат глухонемой. Это его бизнес. Я вроде как за переводчика, — гнусавый шмыгнул носом.
— Так вот слушай, переводчик, и своим переведи дословно… А вообще–то на хрена ты нужен? Я им сам все объясню. — Гошин жест в сторону глухонемых и вправду был ясен безо всякого перевода: выставив вперёд кулак он энергично постучал другой ладонью по сгибу руки. То есть просто и ясно послал монополистов подальше, далеко–далёко.
Долговязый, пожав плечами, вернулся к своим. Сомнений в намерениях глухонемого сообщества не оставалось. Они медленно и угрожающе двинулись в сторону противника.
— Кролики против ондатр! — хладнокровно заметил Гоша, натягивая кожаные перчатки.
— Ни хрена себе кролики! — оценивающе хмыкнул Лёвка. — Это ж кабаны, а не кролики! — и он по–индейски заулюлюкал.
— Гоша — справа, Лёва — слева, — распорядился Нур, делая шаг вперёд.
Но ни Гоша, ни Лёва не понадобились. Даже Чаку Норрису вкупе с Джеки Чаном такое не снилось. Как в убыстренной киноленте мелькали руки, ноги, головы, но в основном — серые Нуровы валенки. Они были везде и одновременно, как будто это был не Нур, а сороконог. Сеанс боевого каратэ в валенках — такое бывает только в России…
Глухонемые не успели бы крикнуть, даже если бы умели. Молниеносные удары Нурова валенка прошлись подряд по нескольким физиономиям. Лишь длинному достался удар в грудь. Он охнул и сел на снег.
Победа оказалась такой быстрой, что зрители — продавцы и покупатели — испытали после мгновения страха искреннее разочарование, что всё кончилось так скоро. Кое–где раздались даже жидкие аплодисменты.
— Нур, поклонись публике, — заржал Лёвка.
— Да иди ты! — отмахнулся Нур.
— Слышь, Сид, а может теперь они нам десять процентов башлять будут? — с вызовом поглядывая на потихоньку очухивающихся противников, весело заорал Лёвка. — А лучше — пятнадцать!