- Что будем делать? - нервничает Лукасевич.
С минуту я беспомощно смотрю то на товарища, то на массивную дверь.
- Давай немецкую гранату с деревянной ручкой. Она откроет любую дверь лучше всякого ключа,- вдруг приходит мне в голову спасительная мысль.
Я беру гранату и подхожу к двери. Хотя эта работа и не требует особых усилий, чувствую, как на лбу выступает пот. А пулемет на чердаке все поливает огненными очередями наших бойцов.
- Дай какой-нибудь шнурок...
- Нет у меня никакого шнурка.
- Тогда бинт...
Лукасевич разрывает прорезиненную упаковку немецкого индивидуального пакета и протягивает мне его содержимое. Быстро привязываю гранату к дверной ручке, чтобы она случайно не упала, выворачиваю из рукоятки металлический колпачок - на шелковом шнурке повисает небольшой фарфоровый шарик.
- Спустись пониже и приготовь еще одну гранату,- советую я ефрейтору.
Придерживая корпус гранаты, дергаю за шарик и бегом, перескакивая через две ступеньки, спускаюсь вниз. Считаю про себя: "Сто двадцать один, сто двадцать два... сто двадцать семь..." И в это время раздается оглушительный взрыв. Лестница наполняется дымом и пылью, а в ушах возникает устрашающий звон.
- За мной! - кричу я товарищу и мчусь по ступенькам, ведущим на чердак.
Бежать тяжело: задыхаемся от едкого дыма и известковой пыли, под ногами похрустывают щепки разбитой двери. На ходу снимаю с предохранителя гранату. В проеме двери виден чердак, наполненный клубами дыма.
- Бросай! - кричу я, и мы оба швыряем по гранате.- Бросай влево от входа, а я - вправо!
Снова летят на чердак гранаты, и дом содрогается от взрывов.
- Ну что, полезли? - спрашивает Лукасевич.
- Рано. Там сейчас и так ничего не видно. Подождем, пока пыль осядет,объясняю я товарищу, а самому не терпится увидеть результаты нашей работы.
- Вряд ли кто остался в живых... Не стреляют.
- Подождем.
- Эй, есть здесь кто-нибудь? - спрашивает Лукасевич и на всякий случай повторяет вопрос по-немецки. Чердак хранит молчание.
- Что-то не подают признаков жизни. Наверняка готовы,- пытаюсь успокоить себя и товарища.
- Тс-с-с! Кто-то кашляет. Слышишь? - шепчет Франек.
- Слышу...
Направив ствол автомата в ту сторону, откуда доносится кашель, нажимаю несколько раз на спусковой крючок. Снова прислушиваемся - тишина. Пыль почти осела. Осторожно пролезаем через проем двери на чердак и на всякий случай даем несколько коротких очередей по темным углам. В крыше напротив двери выбито несколько черепиц. Возле образовавшейся дыры лежит немец. Я склоняюсь над ним - он мертв.
- Не может быть, чтобы он был здесь один. Ведь кто-то кашлял. Наверняка не он...
Настороженно осматриваемся по сторонам.
- Слышишь, где-то звонят? Наверное, телефон! - снова почему-то шепчет Франек.
Резко оборачиваюсь назад. Возле дымохода, рядом с телефоном, лежит немец в морской форме. Лукасевич снимает трубку, и я отчетливо слышу:
- Ганс, алло, Ганс, проклятие...
- Пусть себе зовут Ганса,- смеется Франек, кладет трубку на рычаг и зовет меня: - Посмотри, здесь еще одна дыра...
Подхожу к дымоходу и обнаруживаю еще одно большое отверстие в крыше.
- Ну и вид отсюда открывается! - Я даже присвистнул от восхищения.- Если бы не дым, отсюда можно было бы увидеть Балтику...
- Да, действительно... Смотри-ка, вон там, на крыше, немцы! - приводит меня в чувство своим восклицанием ефрейтор.
- Зови сюда Сокола с ручным пулеметом. Мигом! - приказываю я, а про себя раздумываю: "Немцы закрыли наглухо дверь чердака. Значит, из дома в дом они перебегают по крышам. Надо будет доложить об этом командиру взвода".- Сокол, займи позицию возле этой дыры,- говорю я, когда тот появляется на чердаке,- и внимательно следи за крышами соседних домов. Здесь только что звонил немецкий телефон. Могут нагрянуть "гости". А ты,- обращаюсь я к Лукасевичу,- приведи сюда Шляхту и Ясиньского. Надо как следует приготовиться к обороне. Ну, отправляйся!
- Неплохо придумали фрицы. Мы их ищем внизу, а они лазят по крышам. Послушай, а где телефон, о котором ты говорил? - интересуется Сокол.
- Там, за дымоходом.
- Провода обрезал?
- Нет, а зачем?
- Как это зачем? А вдруг нам придется покинуть чердак? Вернутся фрицы и снова воспользуются им. Пойду отключу,- не перестает тараторить он.- Ну и дали вы им прикурить. Когда первый раз трахнуло на чердаке, я подумал: наверняка кого-нибудь из наших уже нет в живых...
- Хватит болтать! - обрываю я на полуслове пулеметчика и приказываю: Лучше подготовь огневую позицию. Возле разбитого немецкого пулемета лежат мешки с песком, притащи их сюда. А вы, ребята,- обращаюсь к остальным,- выньте по одной черепице и наблюдайте за крышами.
- Будет сделано. А что с нашими? Где командир? - расспрашивает Ясиньский.
- Вот ты иди к командиру и доложи, что мы находимся на чердаке. Передай, что отсюда можно по крышам перебраться в соседние дома.
- Я?! - переспрашивает Ясиньский.
- Ты! - повторяю решительно.
Вижу, как паренек бледнеет и топчется в нерешительности - он всего на два года старше меня.
- Один?
- Шляхта, отправляйся вместе с ним искать хорунжего Рыхерта.
- Пошли! - машет тот рукой Ясиньскому.
Сокол оборудует огневую позицию, а Лукасевич тем временем рыщет по чердаку. Спустя минуту радостно восклицает:
- Ребята, консервы нашел!
- Неси сюда! - Сокол, как всегда, первый, когда речь идет о еде.
Открываем обе найденные банки и ложками начинаем уплетать холодные свиные консервы.
- Неплохо было бы раздобыть где-нибудь хлебушка,- говорит с полным ртом Лукасевич.
- Да, что-то давно нам его не давали...- вздыхает Сокол.
- Смотрите, по крыше идет немец! - показываю товарищам.
- Это снайпер. Движется в нашу сторону. Встречу его, когда подойдет поближе,- решает Сокол и ложится за пулемет.
- Видимо, их встревожило молчание Ганса и они решили выслать связного, чтобы проверить, что с ним,- прикидывает вслух Лукасевич.
Немец, по-видимому, не в первый раз пользуется этим путем, поскольку держится на крыше довольно уверенно, не обращая внимания на сильный встречный ветер, который яростно развевает полы его шинели. На какое-то время его закрывает стена.
- Надо было раньше стрелять, а то что-то долго не показывается...
- Появился! Вон там, правее той высокой трубы,- успокаивает Лукасевич капрала.
- Сокол, только одну очередь, не больше...- обращаюсь к пулеметчику.
- Будет сделано, гражданин старший сержант!
Он крепко прижимает к плечу приклад, на минуту задерживает дыхание и медленно нажимает на спусковой крючок.
"Та-та!" - бьет короткая очередь. Немец на секунду остановился, сделал по инерции еще полшага и с грохотом покатился вниз по крыше.
- Не мог раньше сказать, что от вас можно попасть в соседний дом?! доносится от разбитой двери голос командира взвода.- А то фрицы засели на втором этаже, и мы их оттуда никак не можем выкурить. Сейчас устроим им сюрприз! Где проход? - спрашивает он нетерпеливо.
Я показываю ему дыру в крыше и в проникающих через нее лучах света вижу, как за короткое время изменился наш командир - лицо и руки в грязи, шинель испачкана известью, кусок воротника оторван. Не лучше выглядят и другие разведчики, пришедшие на чердак вместе с хорунжим. Рыхерт торопливо отдает приказания и собирается уже идти.
- Может, съешь пару ложек, Юрек? - впервые отваживаюсь назвать по имени своего командира и пододвигаю ему начатую банку консервов.
- Для меня слишком много, а для всех - мало! Пошли! - коротко бросает он. И, как всегда, первым вылезает на крышу.
Мы стараемся не отставать, хотя угнаться за ним нелегко. Преодолеваем кирпичный выступ - брандмауэр, защищающий здание от пожаров, и приближаемся к пологой крыше, с которой Сокол снял короткой очередью гитлеровца.