И тут выскочила Дарья. Поддержала комиссаршу. Начала говорить, что надо меня в милицию и сообщить на работу, и в комсомол, за недостойное поведение. Что пластинку с вредными песнями забрал Колька и надо у него её забрать. Я ещё больше разозлилась, хотела уже вцепиться в эту дуру, но мне не дал это сделать Алёшка, а Гена попридержал меня за талию, прижав к себе.
- А ты то, Дашка, чего влезла? Или не можешь смирится, что мой брат не тебя выбрал, а Эмму?! Да, Дарья, не знал, что ты такая злобная. И ума нет совсем! - Насмешливо сказал Алексей. На это, стоявшие там же парни и девушки засмеялись.
Дружинники не нашли Николая. А вот нас с мужем и Алексеем потащили в отделение милиции. Многие парни и девушки стали возмущаться. Стали заступаться за нас. И вообще были недовольны, что танцы испортили. Им поставили нашу, отечественную пластинку. Мол танцуйте и не возмущайтесь, а то вообще танцы закроем.
В отделении, где находился пожилой дежурный и какой-то молоденький сержант, скандал продолжился. Гена потребовал объяснений, на каком основании нас задержали? Потребовал предъявить постановление партии, советского правительство или ЦК комсомола о запрете слушать рок-н-ролл и танцевать его? Такого прямого запрета не было. Было осуждение, а не запрет, а это разные вещи. Комиссарша очень на меня злая, начала опять свою песню, обозвала нас с мужем стилягами, а стилягам не место в комсомоле. Я возразила, сказала, что ничего плохо в слове стиляга нет, так как оно от слова стиль.
- Ты посмотри какое у тебя платье. Совсем девичью совесть потеряла. Да у тебя края чулок скоро видно будет и исподнее. Глаза накрашенные и губы. - Вопила она. Гена вновь рыкнул на неё, чтобы прикусила язык. Теперь уже я его попридержала.
- С девичьей совестью у меня всё нормально. Тем более, я замужем и уже не девица. - Парировала ей. Дежурный аж закряхтел. Гена с Алексеем засмеялись. - И у меня не исподнее. Я не солдат. У меня женское нижнее бельё. И оно красивое. Мужу очень нравится. А вот у тебя точно исподнее. Наверное, по наследству от бабки досталось. Не показывай его никому, а то мужика удар хватит.
Дежурный был красным как рак, глаза шокированные, платком вытирал пот на лбу и пытался призвать нас к спокойствию, обещал разобраться. Он уже был не рад, что на ночь глядя у него в отделении идёт такая перепалка. Сержантик сидел, тихо смеялся и, поглядывая на меня, краснел. Когда я сказала насчёт нижнего белья, Алешка заржал в голос. Дежурный пригрозил ему арестом на трое суток, если не прекратит балаган. Дал нам листы бумаги и сказал, чтобы писали объяснительные. Я взяла лист, перьевую ручку, шариковые были в дефиците ещё. Макая в чернильницу, написала заявление о клевете и оскорблении чести, и достоинства гражданина Союза Советских Социалистических Республик. Заявление отдала дежурному. Он прочитав, вытер опять платочком пот со лба.
- Это что?
- Заявление. Я требую разбирательства, обязательных оргвыводов и наказания вот этой гражданки. - Указала на комиссаршу. - Меня, честную замужнюю женщину, передовика производства и комсомолку обозвали проституткой. Свидетелей куча. Я это дело так не оставлю. Я, между прочим, иду на звание "ударника коммунистического труда".
Некоторое время в отделении стояла тишина. Все таращились на меня. Посмотрела на мужа. Увидела улыбку у него на губах. Он кивнул мне. Взял и тоже написал заявление об оскорблении его жены. Передал дежурному. Тот прочитав, тихо выругался, причём нецензурно.
В конечном итоге, дежурный переговорив с дядькой в шляпе, выпер нас троих из отделения. Сказал, чтобы мы больше на танцах в клубе не появлялись. Иначе он найдёт, за что нас привлечь.
Мы направились к Гале. Там нас ждал Коля с пластинкой. По дороге Алёшка сказал мне:
- Ну, Эмма, с тобой лучше не скандалить, ибо себе дороже. - И засмеялся. Я шла, держась за руку мужа, и тоже улыбалась.
- Лёша, это давно известная истина, что самая лучшая защита, это нападение.
В деревню мы попали уже под утро. Так как пришлось идти пешком из посёлка.
Время было начало пятого утра, когда мы с мужем тихо пробрались на сеновал, на наши полати. Разделись. За ночнушкой надо было идти в дом. А там свёкры. Махнула рукой и залезла под одеяло к мужу. Уснула сразу же, так как очень сильно устала. Но Гене долго спать не дали, как и его братьям. Свёкр поднял их в семь утра.
- Поднимайтесь. У нас сенокос, а они колдобродят до утра! - Услышала я сквозь сон сердитый голос Терентия Михайловича. Гена завозился, встал. Укрыл меня одеялом, поцеловал в носик. И ушёл.