В последнюю ночь перед отъездом, разразилась сильная гроза. Гром грохотал оглушительными раскатами, молнии сверкали освещая тёмное небо и дождь лил, как из ведра. А вот нам с мужем на сеновале было хорошо, сухо и пахло свежим сеном. Лежали с ним на полатях и при каждом ударе грома, я вжималась в Геннадия. Он только усмехался.
- Ты чего? Боишься что-ли? Не бойся, я же с тобой!
- Я не боюсь. Просто он так сильно грохочет, что вздрагиваешь непроизвольно. Гена, а сено же намокнет. Жалко, столько трудов.
- На намокнет. Оно уже в стогах. Вода по нему просто будет скатываться вниз. Видишь, как удачно успели, закончить до грозы...
- Гена, что твоя рука делает у меня там? - Широкая ладонь супруга забралась мне под ночнушку и накрыла низ живота.
- Охраняет. - Сказал он. Я повернула голову и посмотрела на него удивлённо.
- Это от кого?
- От овинника. - Сказал Гена серьёзно, глядя мне в глаза. - А то мало ли, он тот ещё шутничок. Приходится охранять.
- С тобой, Коновалов, всё понятно. Опять завёл песню про овинника. Так бы сразу и сказал.
- А почему всегда я должен говорить? А ты? Или ты меня уже не любишь? И ты меня не хочешь?
- Я женщина, мне можно. А то подумаешь обо мне всякое нехорошее, что я развратная у тебя жена, если к тебе приставать начну... Дай я тебя поцелую... И руку не убирай...
Да, ночь была жаркая, как и всё то далёкое лето, несмотря на грозу, гром, молнии и ливень. И самое главное никто нам не мешал. Никакой овинник, хотя что-то там в сене и шуршало. Но мы не обращали на это внимания...
Когда мы прощались, свёкр, обняв и поцеловав меня в лоб, сказал:
- Ты, дочка, не серчай на нас. Мы прожили свою жизнь так, как прожили. Не легко жили. Всего хлебнули полным ковшом. И мы с матерью очень хотим, чтобы ваша жизнь была лучше, чем у нас. Приезжайте ещё. Мы будем ждать.
Свекровь обнимая, прослезилась.
- Ты, дочка, присмотри за Геной там. Жена ведь. Кроме тебя у него никого нет. А как мужик без женщины? Никак. Пропадёт. А так я хоть спокойна. Любит он тебя сильно. И приезжайте, мы будем ждать. Не обижайся на нас. По себе ведь меряем. Да только вижу я другие вы. И Гена изменился сильно, но да бог с этим. Сын ведь нам. Старшенький. У вас детки пойдут, сама всё поймёшь. Главное, чтобы лад у вас у был, меж собой. Как у нас с Терентием то. По молодости то сильная любовь то у нас была. С войны его дождалась, деток Гену с Галей сохранила, а потом ещё родила. А остальное всё у вас приложиться. Доброй дороги вам, Эмма.
Грех мне жаловаться на свёкра со свекровью. Хорошие они, душевные. Дня за два то нашего отъезда, Гена показал мне военный китель своего отца. Там было много медалей, орден Красной Звезды, но самое главное три ордена Славы, при чём всех трёх степеней. Первой степени, второй и третьей. А полный кавалер орденов славы, этого солдатского ордена, приравнивался к герою Советского союза. В следующий раз мы с мужем приехали к его родителям только спустя четыре года. Привезли им показать внука. Сыну тогда было два с половиной годика. Как свёкр со свекровью радовались. Ведь наш с Геной сын единственный тогда носил их фамилию. Дочери то рожали внуков для других семей, хоть они и были свёкрам внуками, но всё же. У Алексея в последствии родилась дочь. Больше детей у него не было. А Коля женился очень поздно. Робок он был с женщинами, всё ни как не мог найти свою пару. Женился только в 45 лет на вдове, младше его на 10 лет с двумя детьми подростками. Своих детей у них не родилось, да и прожили они не долго вместе. Всего два года, Коля умер в 47 лет. Вот так. От большого рода Коноваловых остался только мой старший сын и его дети, а сейчас уже и внуки, носящие фамилию Коноваловы.