— Отпусти… с четырнадцатого года мыкаюсь… с германской войны… под Карпатами стоял, в окопах гнил… отпусти… надоело все это.
Кудрявый парень молча указал ему на дверь. Крупнов вышел на двор и там опять принялся умолять.
— Седьмой год, ты подумай-ко… целая вечность… а я ни днем, ни ночью покою не знаю. Какая тебе корысть в моей погибели… отпусти, говорю, понимать своего брата должен.
— Своего брата? — произнес шепотом кудрявый парень, и его веселое лицо омрачилось. — Своего брата, говоришь? — повторил он, хватая его за ворот и встряхивая. — Тамбовский волк тебе брат, а не я, — закричал он и, толкнув его, открыл ворота. — Я сам с четырнадцатого года в окопах мок, но не хнычу, не прошу снисхождения, под землею от народа не прячусь, у старух приюта не ищу, — он опять подтолкнул его, — и в «зеленую армию» не записываюсь…
Он все продолжал понукать дезертира идти вперед, потому что, увидя Артанова, тот сразу попятился. Встречался ли он с Артановым, слышал ли о нем, предчувствовал ли он на себе беспощадную его расправу?
— Отпусти, — произнес дезертир жалобно, задыхаясь, — я этого человека знаю, он никому спуску не дает.
Артанов издали завидел нас и уже ждал, оборотясь в нашу сторону. Все там, видимо, заинтересовались происходящей у нас сценой. Дезертир остановился и упал перед парнем на колени. Парень взял его сзади за рубаху, поднял на ноги и потащил.
— Царю служил, эсеру служил, а советскому народу показал голый свой тыл, — сказал он. — Эх, брат, за это прощенья тебе нету!
Почти волоком тащили мы упирающегося дезертира. Все остальные бегуны села были уже выловлены и стояли здесь вдоль стены в виноватых позах. Для них приготовлены были крестьянские телеги. Около телег толпился народ — дезертирова родня. Кудрявый парень подтащил Семена Крупнова к своему начальнику, который стоял к нам боком.
— Которая его изба? — спросил Артанов, не оборачиваясь, и после ответа председателя смерил глазами дом-красавец.
— Может быть, в нужде живет?
Иван Кузьмич потряс головой и тихо ответил:
— Первые на селе люди.
— Может быть, работать в семье некому? — спрашивал Артанов дезертира, но тот молчал, а ответил за него опять Иван Кузьмич.
— С испокон века наймом живут. Деньга на деньгу набегает, есть чем звякнуть…
— С каких пор дезертирует?
— С начала советской власти, товарищ начальник. Я ему напоминал: «Смотри, Крупнов, себя губишь и родных вгонишь в печаль», — не слушался. Вот теперь мыкай горе.
— Ну, что скажешь в оправдание? — спросил Артанов истуканом стоящего дезертира.
— Умаялся, с четырнадцатого года в окопах… — начал Семен Крупнов.
— Расстрелять, — прервал его спокойно Артанов и бодро повернулся к остальным.
Эти дрогнули и потупили глаза в землю. Дезертира вывели на переулок и поставили затылком к полю. Разумеется, все были уверены, что начальник вздумал нас пугать. Но вот раздалась команда, грянул залп. Народ ахнул и притих. Только тут все убедились, что Артанов слов на ветер не бросает.
Между тем, уже почти все мужики села были в сборе (начальник до того приказал немедленно созвать собрание). Даже бабы с грудными детьми стояли глухой стеной и не перешептывались. Вдруг толпа расступилась, и к ногам Артанова упал, — кто бы вы думали? — Петрушка, мой приятель Петрушка, который успел опять сбежать из армии и где-то скрывался.
— В повети нашел, — сказал красноармеец начальнику, запыхавшись. — Хотел я уходить со двора, да поглядел вверх и увидел — в одном месте солома у крыши что-то уж очень вспучена. Влез я на поветь, а он в гнезде сидит, как старый воробей. Вот хитрец! Первый у меня такой случай.
Петрушка извивался у ног начальника.
— Встать! — приказал тот. — Как тебе не совестно — бывшему красноармейцу — пыль с сапог моих сметать? Смирно! — скомандовал он вдруг. — Руки по швам!
Петрушка вытянулся, подобрался, при подтянутой его фигуре комичным было виноватое выражение лица. Ребячий вид его тронул сердце начальника.
— Не разучился еще понимать армейскую команду — и то ладно. — Артанов похлопал его по плечу и отошел к председателю.
Между ними произошел тихий разговор.
— Как живет его отец?
— Голь перекатная, дети смучили, почитай, их целый десяток.
— Сколько времени в армии он?
— Взят с последним набором.
— Такой молодой, такой хороший, — сказал начальник громко.
Он повернулся в сторону Петрушки и поглядел на него строго-ласково.