— Ты жалеешь, а нам забота, — сказал я, — жалел бы тех, кто за нас за всех тяготы несет, жалел бы тех, кто за нас за всех кровь проливает.
Но дед больше словом не обмолвился и сидел пришибленный, оборотя лицо в сторону начальника.
— Ты Врангеля пособник, — сказал начальник шепотом, и старик при этом вздрогнул, — и белополяку верный друг. Прощения нету тебе, старик… Нет! Сеньки брат, и мой брат, и твой сын зубом врага грызут. Костьми лягут они, а плоды их побед, что же, срывать шкурник будет? От одной такой мысли нутро стынет… Ты подрубаешь тот сук, на котором сидишь. Мать сыра земля тебя за это не примет, вот какой ты преступник.
Наступило тяжелое молчание. Вдруг дед поднялся и сказал:
— Я его выманю.
— Кого?
— Дезертира. У меня средство есть.
— Сам заварил, сам и расхлебывай, — ответил начальник. — Эх, дед, седины бы постыдился! Дезертиру дай волю, он две возьмет. А кто врагам попускает, тот сам супостат. Потачки родному брату не давай — вот наша установка.
— Я его выманю, даю голову на отсечение, — повторил дед. — А ваше дело его сцапать.
— Ну, скажи, как ты это сможешь сделать?
— А уж это мое дело.
— Опять ты говоришь «мое дело». Смотри, по милости этих твоих «мое дело» мы уже ходили за семь верст киселя есть.
— Будь покоен, голубь голубой.
На другой день, по совету деда, мы инсценировали выход отряда из деревни. При свете дня бойцы выстроились на середине улицы, и начальник сказал собравшемуся народу речь на прощанье, хитро «оговорившись», что дезертиров на селе нету и что отряду здесь в сущности нечего делать. Отряд ушел в проулок за гумны на глазах у всего народа. А ночью он вернулся обратно. Мы оставили бойцов в кустах тальника за огородом дезертира. Дед уверял нас, что в самую полуночь дезертир явится восвояси и непременно зайдет к шабру. Был такой уговор: старик уведет его в кусты для разговора. Тогда мы должны будем выйти из засады и схватить дезертира на месте.
Далеко за полуночь, когда луна ушла за тучи, мы услышали шаги на тропе и шуршанье травы под ногами людей. Двое остановились в кустах недалеко от нас, и мы стали свидетелями такого разговора:
— Ну что? Опять уговаривать меня станешь на праведную стезю встать, коварный старик? — раздался голос дезертира.
— Никак нет, — ответил тот. — Уговором тебя не проймешь, хватит. Тебя государственная расплата надет.
— Ах, вон оно что? Видно, ты предать меня хочешь?
— Дай волю дезертиру, он две возьмет, — уклончиво ответил старик. — Эх, вы, трусы! Гниете по оврагам, как дохлые кошки. А по-моему, ежели уж тонуть, так в море, а не в поганой луже. Обманщик ты, кроме всего. А я, старый дурак, того не внял, теперь все уразумел, хотя и поздно. — Голос его принял тон угрозы. — Родному брату потачки не дадим — вот наша установка.
— Красно сказано, сразу видно, что ораторы посещают деревню нередко. За такую агитацию можно двугривенный дать.
Дезертир захохотал с неподдельной веселостью.
— Катай, старик, дальше.
— Мой сын за тебя кровь проливает, — продолжал в том же тоне старик, — а ты плоды будешь пожинать? Дудки, дураков на свете мало!