Взгляд его неожиданно упал на ребенка, ползающего по полосе и разоряющего мышиные гнезда.
— Почему он один?
— Мать жнет, а нянчиться с ним некому.
— Я вижу, что много здесь грудных ребят и малых, снующих около взрослых. Где члены комиссии по оказанию помощи красноармейкам?
Я выступил вперед, взяв за руку Анну Краюшкину.
— Стыдно, братцы, — сказал парень, — стыдно вам держать ребят на такой жаре!
— Нешто мы это? — ответила Анна, не поняв сути дела.
— Мы думали о яслях, — вмешался я, — но ничего нет, ни белья, ни пеленок, ни рубашонок.
— Удивительно, как это попы все находят? Я видел целую процессию подле колодчика и новую часовню. Кирпичей нет, а часовни растут. Слухи о чудесах плодятся день ото дня. И монашки в новых рясах ходят. Так извольте найти материю для яслей.
Вместе с эпидемией тифа, вздорными слухами о гибели наших армий развивалась в ту пору и эпидемия чудес. При засухе и недороде воспрянул церковный люд и заново пустил в оборот седую легенду о «наказании божеском». На полянке у ручья, в том месте, где находился колодчик Лисья ямка — излюбленное пристанище в грибную пору, — в одно лето возникла часовня и сруб. И уже висела старая черная икона «новоявленной божьей матери». Ее выловил кузнец Петров, которому она «явилась», когда он шел с сенокоса. «Петр, веришь ли в бога?» — вдруг послышалось ему. «Верю, — ответил он, — но только боюсь о том сказывать, ругаются в сельсовете». «Погляди в колодец и испей из него, страх тебя минует, и многое откроется». Тут он вот и поглядел в колодец, и увидел икону, и выловил ее, и обрел смелость, и «исполнился духа свята». С той поры на базарах рассказывал он всем об этом чуде. И летела крылатая легенда через леса, луга, и копилась деньга в церковной кружке у Лисьей ямки. Каким-то образом очутился там же большой и черный камень, якобы лечебного свойства. Старухи отбивали кусочки камня, уносили их за щекою домой и хранили в потайном месте за образами.
— Что это у нас под носом за чертова Мекка! — воскликнул секретарь волкома, когда я рассказал ему о сетованиях инструктора с «красной повозки». — Что там за «артель» в монастыре? Странное губсовнархоз выбрал себе место для кустарей… Посмотрите, ребятушки.
Монастырь занимал живописную часть села Малая Пица. Чистенькие и опрятные кельи, полукругом разместившиеся около церкви, утопали в зелени. Деревянная ограда в кустах сирени и акации опоясывала монастырь. Это прибежище «нищих духом» недавно имело богатые приношения, торговлю шерстяными товарами и лесные угодья.
Нынче в монастыре выглядело все, как раньше. Благообразно и чинно двигались там люди, опрятно выметались тропы к кельям, аккуратно служились панихиды, крестились там истово, по-старому. Только новенькой была вывеска на воротах: «Женская кустарная трудовая артель по выработке текстильных изделий».
В 1920 году губсовнархоз наскоро открывал, где только можно было, всех видов «кустарные артели». Никто их не снабжал сырьем, никто их и не контролировал. И под советскими вывесками во всю мочь процветали разные виды кабального труда. Одним словом, это мы хорошо знали, и вывеска нас нимало не смущала. Сперва мы пошли разыскивать «заведующую» этой «артелью». Мы нашли ее у крылечка монашеской кельи. Она бросала курам размоченные корки хлеба. То была женщина лет под сорок, с энергичным и проницательным взглядом, без единой морщины на лице, стройная, высокая, красивая. Особенно поражали белизной ее руки. В деревне да в рабочую пору, когда все ходили огрубелыми от труда и сожженными солнцем, видеть такие руки было очень обидно. Это была игуменья бывшего монастыря Лизавета, одетая по-дачному в светлое ситцевое платье, которое в просторечье называлось «татьянкой».
Увидя нас, игуменья спокойно поставила миску на крылечко, вышла к нам навстречу и твердо, по-советски поздоровалась первая.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал она, — кого изволите спрашивать?
— Игуменью, — сказали мы все сразу.
Лицо ее приняло деловое выражение.
— Ведь монастырь давно нарушили, — ответила она. — Новая власть не терпит тунеядцев, и монашки работают, как и все: вяжут, шьют… Какая же в наше время может быть «игуменья»!
Мы поведали ей цель нашего прихода и попросили выделить кое-что из запасов «артели» для яслей. Она изумленно пожала плечами.