А между тем разбежавшиеся по деревням участники этого похода разнесли по местам слух, что Дубовка неприступна и «Хренову голову свернут». Напуганные бабы отправились в стан за своими мужьями… Старосты — ставленники Хренова, стали самоустраняться. Наш Яков вылез из оврага и впервые показался на селе, в котором было безвластие. Онисим Крупнов объявил свою лояльность советской власти, памятуя, что покорной головы меч не сечет. Мы вступили в переговоры с комитетчиками соседних селений, и однажды в малиннике у Якова состоялось первое и единственное нелегальное собрание комитетчиков нашей волости. Было решено восстановить советскую власть немедленно и освободить всех арестованных коммунистов. Все благоприятствовало этому. Возвратившиеся мужики — сельские вояки — были рады тому, что вовремя унесли ноги. Бабы подняли крик, шум и послали общее проклятие «смутьянам», которые задумали на своих полях рыть окопы, «точно их в других местах мало». Я еще боялся возобновлять комитетскую канцелярию, но уж открыто ходил по селу с деловыми бумагами. И ко мне стали приходить жители сами за разрешением на размол зерна или за справкой для приобретения топлива. Так в тылу у белых опять водворилась советская власть. Волостной центр пока находился в руках брата Хренова. Упразднение его произошло тоже без всякого кровопролития. Белая власть к тому времени уже боялась заседать в волостной конторе. Контора была на замке, а старшина с подручными хоронился по укромным углам, боясь улицы и гласности. Члены волкома сидели в холодном амбаре. Их сторожили двое стариков, вооруженных дубинками. Прибывшие в волость ранним утром комитетчики нашли в селе Дымиловке только эту грозную стражу.
— Кого стережете, старцы божий? — спросил Яков, подъезжая к амбару.
— Коммунистов, батюшка.
— Нехорошо своего брата в амбарах томить. Выпустить придется.
— Ваша воля, батюшка. Наше дело подчиненное.
Убежавшие от Хренова мужики, которые когда-то была крикунами и смутьянами, от стыда теперь не казали глаз на улицу. Старшина Хренов убежал к брату, завидя на улице вооруженных людей. Освобожденные члены волсовета и волкома приступили к своим обязанностям. Прапорщик на другой день прислал в волость отряд для «укрощения строптивых». Но, завидя свои деревни, отрядники все, как один, разбежались по домам, откуда бабы их уже не выпускали на площадь. После этого волком вооружил надежных мужиков и отправил в тыл «кафтанной армии».
Начальником отряда был назначен Яков, которого знали все за храброго человека и испытанного солдата, воевавшего когда-то против японцев на сопках Маньчжурии. Небольшой этот отряд двинулся верхом на лошадях. Он выехал около полудни и уже в самый разгар жары приближался к позиции «кафтанной армии».
Стояла та ласковая пора осени, когда уже лист валится не от ветра, а сам собой, сперва тихо кружится в воздухе, осторожно припадает к земле и застревает между иссохшими былинками, став на черенок и отливаясь на солнце багрянцем; когда жниво утоптано стадами и на полях везде кривые дорожки, со следами овечьих копытцев; когда небо сине, даль ясна, леса тихи; когда светит солнце, но нет жары, есть река, а не выкупаешься; в лесу еще пахнет грибом, а грибы все пропали; сады оголены, и за плетнем одна только рдеет красавица рябина.