26-го на левый фланг бригады, в которой стоял со своей ротой Татищев, пришел полк новобранцев. Василий поехал туда, надеясь увидеть брата Ивана. Полк был одет в серые мундиры и закреплял позицию. Один поручик сказал Татищеву, что Иван идет в составе другого полка, который прибудет к 29-му. Василий возвратился в свою роту. А через час на левом фланге послышались крики, ругань, грянуло несколько выстрелов. Татищев вскочил в седло, помчался на выстрелы с саблею в руке. «Шведы, шведы», — кричали бывшие тут его солдаты. В самом деле, шведские синие мундиры мелькали в роще. Татищев скомандовал своей роте приготовиться к атаке, но тут перед ним вырос знакомый уже поручик, приведший новобранцев. «Стой, стой! — кричал он. — Не стрелять!» На поручике был тоже синий мундир, но, как разобрал теперь Василий, — мундир Новгородского полка, одного из самых боевых. Все разъяснилось: рота Татищева едва не атаковала своих. Утром перебежал к шведам унтер-офицер Семеновского полка, из немчичей, хорошо знавший нашу линию обороны. Немедленно доложили о том государю. И Петр повелел тотчас выстроить напротив друг друга слабый полк новобранцев в серых мундирах и Новгородский полк, так, чтобы всякий стал против похожего на него по стати. Затем все обменялись мундирами. Одетые в мундиры новобранцы оказались теперь обстрелянные во многих сраженьях солдаты Новгородского полка.
Василий решил утром 27 июня опять наведаться к соседям, узнать, не подошел ли с полком его брат Иван. Но все решилось иначе. Ввечеру объехал он свою роту, проверил снаряжение. У каждого драгуна был драгунский пистоль с тридцатью патронами к нему, шпага и палаш, было несколько пикинерных копий и длинноствольных ружей со ста патронами к каждому; к седлам приторочены драгунские мортирки. Стемнело поздно. После полуночи Василий задремал, но заржал Кубик, и он проснулся. Было еще темно, в разрывы облаков проглядывали звезды. Полная луна освещала высь. Василий вынул часы, отцов подарок, пригляделся: было без пяти минут два часа ночи. Прилег снова, но безотчетная тревога заставила открыть глаза. Вдруг небо озарилось, и близкий пушечный грохот потряс землю. «Драгуны, в седло!» — это был крик полкового командира. Множество вспышек и гром тысяч выстрелов — это Татищев увидел и услышал, уже сидя в седле. Казалось, вся шведская армия двинулась против них. Шведы пробивались сквозь редуты, чтобы атаковать нашу конницу, и пушки русские били непрестанно. Услышав команду, Татищев повторил ее и бросился с палашом в руке к редутам, увлекая за собою свою роту. Через мгновенье они сшиблись с чужими всадниками. При вспышках выстрелов отбиваясь от ударов сабель, Василий налетел на насыпь. Отсюда в полумраке раннего рассвета было видно, как эскадроны шведской конницы, оторванные от пехоты нашими пушками, поспешно уходят в лес. Рота его сбила с коней целый эскадрон, и подскакавший Иван Емельянов передал Татищеву два штандарта и знамя. Сбитые с коней уцелевшие шведы поспешно отходили. На редутах кипела схватка. Пушки били, почти не переставая.
«Рен ранен!» — крикнул Татищеву полковой командир. Рен командовал всей нашей конницей. Но тут поблизости Татищев увидел знакомого генерала на красивом белом коне, ясно выделявшемся в сумерках, узнал: Боур! Вместо Рена назначен Боур! «Отходить кавалерии, отходить!» — командовал Родион Христианович, и Татищев, недоумевая, зачем надобно отходить, приказал то же. Отбиваясь от свежей шведской конницы, стали отступать сквозь редуты. «Гору оставлять с фланга, не идти под гору!» — это вновь Боур. Едва отошли от редутов, как ударили фланговые пушки по наступавшим эскадронам шведским. Потеряв множество убитыми, шведы отступили.
Уже совсем рассвело. Наша конница выстраивалась в боевую линию. Васильев, оказавшийся рядом, протянул Татищеву котелочек с водой. Василий пил и оглядывал поле, перед ним лежащее: битва вспыхивала в разных его местах с новою силою. Мимо него проскакал галопом к пушкам генерал-поручик Яков Вилимович Брюс, за ним несколько офицеров. А справа, обтекая редуты, понеслась лавина конных петровских калмыков. Со страшной силой обрушились они на левый фланг шведов. Бешеный слитный крик долетал оттуда и лязг сабель.
В восемь часов утра бой затих. Полки перестраивались. Василий, стоя со своей ротой на прежнем месте, чувствовал, что главное сражение еще впереди. Отсюда, с возвышения, видно было, что русская армия стоит теперь в две линии; Татищев был в передовой, на фланге. В центре — пехотные полки Шереметева, на другом фланге — снова конница. Пыль заклубилась перед фронтом русских войск. И Василий увидел царя. Узнал в других всадниках Боура, Репнина, Меншикова, Брюса. Петр остановил коня перед фронтом саженях в тридцати от того места, где стоял Василий, но слова, произнесенные звучным голосом, долетали до слуха: «Трехтысячный отряд шведов разбит нами. Генерал Шлиппенбах сдался. Розен отступил… Не за Петра сражаетесь, российские воины, но за Отечество, Петру врученное! За Отечество наше!..»