- Господи, на кого похож стал? Кожа да кости остались...
Треньке, на мать и других глядя, самому впору плакать. Непомерной тяжестью легла скупая запущенная землица на Тренькниу родню. Одна лошаденка на два двора, да такая старая и тихая, того гляди, прямо на поле и околеет. А приказчик Трофим что ни день требует:
- На барский покос всем выйти.
Или:
- Копнить сено пора.
А то:
- Берите-ка, бабы, серпы. Господская рожь поспела. Жать надобно!
И как спорить? У Трофима на все один сказ:
- Лошаденкой господской пользуетесь? Стало быть, барщину отбывать надо.
Так каждый раз. Не одно, так другое.
Мамка ровно старуха стала. У отца щеки ввалились, борода от седины пегой сделалась. А на бабушку с дедом и глядеть боязно, до того отощали и сгорбились.
Только и впрямь, как в тот весенний день возле поздневской избы предсказывал черный мужик, самое худое было впереди.
Пришло время собирать урожай. Трофим на лошадке верховой, почитай, каждый день все деревеньки объедет, на всяком дворе побывает, повсюду заглянет. И меряет цепким взглядом, у кого как рожь али овес уродились, сколько кто зерна намолотит. Точно не чужое это добро, а его, Трофимово, кровное.
Отец и дед Тренькины загодя амбар приготовили, лари починили, чтобы было куда зерно нового урожая ссыпать на зимнее хранение. Нравилось Треньке в амбаре: сухо, чисто, дух легкий, приятный, не то что в избе родительской али собачьей конуре, где он жил.
Однажды выпала Треньке удача: отпустил его Митрошка потихоньку от Фильки навестить родителей.
Погожий выдался денек. После студеной ночи вышло солнышко прогуляться по синему, без облачка, небу. Леса, куда ни глянь, осенним пожаром занялись. Любуется Тренька на такую красоту. "И отчего так? - думает. Давно ли повсюду зелено было, а ноне угольями желтыми и красными горят листья. Кажись, тронь только - руку сожжешь. А возьмешь - вовсе они холодные, иные мокрые даже, листья-то".
Дома Треньке обрадовались несказанно. Бабушка велела мамке блины поставить.
Дед покряхтел:
- Экая жизнь пошла. Пресному пустому блину, ровно сладкому пирогу, рады.
- Может, обойдется все, папаня, - мамка молвила весело.
Смолчал дед.
Мамка за блины принялась. А Тренька решил покудова родительское хозяйство оглядеть: почитай, более трех недель дома не был.
Первым делом отправился в поле. А там, где совсем недавно хлеба стояли, желтой щетиной - жнивье. На огород заглянул - тоже голо. От гороха одни жесткие сухие плети остались. Репа выкопана. Капуста убрана.
Грустно сделалось Треньке. Прежде осенью на огороде он первый человек: везде поспевает, всем и каждому главный помощник. Ему же, когда бабушка с мамкой капусту рубят, - все кочерыжки, белые, хрусткие.
А ноне без него управились.
Недолго печалился Тренька. Про амбар, что загодя старательно готовили дед с отцом, вспомнил. И бегом к амбару. Без скрипу - должно, петли заботливо смазаны - отворилась прочная, в свежих досках дверь.
Потянул Тренька носом воздух. А он в амбаре уже другой, не тот, что прежде. Зерном пахнет, спелым,сухим. Сытный запах, густой. Сразу понятно, не пустуют теперь лари.
Приподнял Тренька крышку первого, а там пшеница, золотистая, ласковая. Сама между пальцами струится. Тренька к другому - там овес.
Шелестит чуть слышно в руках, точно шепчет: "Вот и я, Тренька, можешь полюбоваться". В третьем ларе - горох, веселый, звонкий.
Не очень полны были лари, однако более чем наполовину каждый.
Словно сжалилась здешняя скупая землица, одарила людей по их тяжелой заслуге.
Вышел Тренька из амбара. Дверь бережно притворил.
Рядом - кладовая и погреб вместе. И если в амбаре пол деревянный, жердью стелен, тут он земляной. И в самой кладовке землей и сыростью пахнет. Возле стенки, мхом утепленной, стоят две кадушки высокие с квашеной капустой. В открытом ларе навалена репа, цвета медового.
Тренька одну репку, с кулак, выбрал, надкусил и зажмурился: сочная, сладкая и язык пощипывает.
Другие припасы, что в кладовке были, осмотрел, попробовал. И мал человек, а по-взрослому подумал:
"Зиму сыты будем. Всего хватит!"
Довольный кладовку покинул.
А во дворе новость - приказчик Трофим с лошади слезает. Подле него два холопа с подводами.
Перед Трофимом отец с дедом в низком поклоне:
- Здравствуй, батюшка!
На что Трофим степенно, с поклоном, едва приметным:
- И вы, мужички, здоровы будьте!
Не успели словом перемолвиться, мамка из дверей, Трофима не видя:
- Тереня! Блины готовы. Пышные, румяные! Иди-ка побыстрее!
И застыла на пороге, увидев приказчика.
А тот:
- Ладно живете, православные. Даже у барина нашего Ивана Матвеевича блины по будним дням редко случаются.
Тренька и тот понял: будь они неладны,блины, что не в пору пришлись.
Трофим же:
- Со сметанкой блины едите али с маслицем? Или, может, с рыбкой красной?
- Какая сметана, батюшка Трофим Степанович? - хмуро вымолвил дед. - Али другое что? Впервой, внучонка побаловать, затеяли их. А ты - рыбка красная... Откуда взяться ей? С каких достатков?
- Впервой или в десятый, - Трофим свое гнул, - нам не ведомо. Есть блины, и слава богу. Кушайте на здоровье. Да благодетеля вашего, государева дворянина Ивана Матеевича Рытова, не забывайте добром поминать.
Гостей, хочешь не хочешь, угощать надо.
Бабка приказчику Трофиму и холопам, что при нем были:
- Не отведаете ли с нами?
- По делу мы, по службе, - ответил Трофим. - Однако и хозяев грех обижать.
Войдя в избу, скинул шапку, на иконы перекрестился. За стол сел.
На столе гора блинов пышных и поджаристых. А рядом две посудинки глиняные. Одна со сметаной густой, доброй. Другая - с маслом топленым, горячим.
- Эва! - изумился Трофим. - Да тут и сметанка и маслице в дружбе соседствуют!
Деду с укоризной:
- А ты, старик, говорил: "С каких достатков?"
Дед с удивлением великим на те посудинки воззрился: ни сном ни духом не ведал, что невестка для сыночка младшего такое баловство припасла.
Выстро поели. Более всех на блины Трофим налегал. А как закончилась трапеза, усы да бороду отерши, похвалил:
- Ладные блины. Сметанка хороша. И маслице доброе. Справно живете. Богато. Каждому бы так.
Мамка, как дед только что, принялась объяснять, словно оправдываясь:
- Сыночек пришел. А так разве масло со сметаной едим?
Трофим руками замахал:
- Господь с тобой, хозяйка! Нетто с дозором по чужим горшкам ходим? По делу приехали.
Из-за пазухи бумажку достал. Расстелил на столе, разгладил. На отца с дедом значительно посмотрел.
- Ну, мужички, на землице государя батюшки Ивана Матвеевича первый урожай собрали. И, - на стол кивнул, - видать, не плохой. Самая пора посчитаться. Не зря говорят, долг платежом красен. Так ли?
- Знамо так, - ответил дед.
Приказчик Трофим бумажку подвинул, начал читать.
Тренька, понятно, многого постичь не мог. Однако видел: чем далее, тем сумрачнее становились взрослые.
Когда же Трофим закончил, тихо стало в избе, будто помер кто.
- Али что не так, мужички? - спросил.
- Может, оно и так, - тоскливо выговорил дед. - Только по счетуто твоему надобно нам, почитай, все, что с землицы скупой собрали, барину отдать...
Поморщился приказчик, точно слово вовсе неразумное услышал.
- Так ведь сказано же: долг платежом красен. Али по-иному поряжались? Али напутал я чего или приписал лишнего? - Тут его голос железом зазвенел, а на щербатое лицо грозная тень набежала.
- Господь с тобой! - перепугался дед. - Кто ж про тебя такое скажет? Только жить-то как? Зерна, что останется, и до весны не хватит.
- То разговор совсем другой, - тучи сбежали с приказчикова лика. - Тут всегда государь-батюшка Иван Матвеевич поможет. Он о своих крестьянах, ровно о детях, печется. Кончится мучка - из барских амбаров возьмешь сколько надобно.