Тренька изобразил недовольство на лице, будто неохота ему исполнять баричево приказание. Перестарался даже: Филька чуть плетью по спине не огрел:
- Пойдешь ли, наконец!
Заторопился Тренька. Мешок латаный взял и Урвану свистнул: айда, мол.
Дядька Никола Треньку в кустах ждал.
- Мешкаешь, однако!
- От Фильки едва ушел. Этакий злыдень, не приведи господь!
- Ладно, Тереня. Показывай, где и что?
Шагнул дядька Никола к Треньке, а Урван:
"Р-р-р..." - зубы оскалил.
Дядька Никола от собаки попятился.
Засмеялся Тренька. Приказал:
- Назад, Урван! - И ласково: - Дурачок! Это дядька Никола. Свой он. Понимаешь? Свой!
Урван хоть и спрятал клыки, настороженного взгляда не спускал, за каждым движением дядьки Николы следил со вниманием и недоброжелательством.
- Экая злобная псина! - заметил дядька Никола. - Как ты с ним управляешься!
- Он хороший! - засмеялся опять Тренька. - Гляди!
И руку в огромную собачью пасть сунул.
- Эй, парень! - испуганно воскликнул дядька Никола. - Ты с ним поосторожнее!
Урвану, должно быть, такое обращение на глазах чужого человека не понравилось, однако стерпел.
Все Тренька показал дядьке Николе: и обвалившуюся уже яму, которую Урван выкопал тем летним днем, и остатки полусгнившего туеска.
И место, откуда он, Тренька, гривны в речку побросал.
- Теперь вот что, Треня. Иди-ка ты с другом своим веселым на взгорье и карауль. Коли кто к речке подойдет, принимайся песню петь, да погромче. Время-то для купания не больно подходящее. Всякий, завидев, как я в воде бултыхаюсь, заподозрит неладное. Понял ли?
- Как не понять? - Тренька побежал на горку. - Гляди не простынь! дядьке Николе крикнул.
Урван тоже на дядьку Николу посмотрел, пасть оскалил и неохотно за Тренькой последовал.
Сверху видать Треньке и тропку, что ведет от Осокина к старому городищу, и дядьку Николу, который, раздевшись, полез в ледяную воду.
Долго нырял дядька Никола. Тренька стал не на шутку тревожиться, когда замахал тот руками: нашел, мол! Но еще немало времени прошло, прежде чем вылез на берег дядька Никола и знак подал, что может Тренька покинуть свое сторожевое место.
Сбежал вниз Тренька. Дядька Никола хоть и доволен, а зубами щелкает. Слова сказать не может. Наконец-таки выговорил, черные тяжелые палочки протянув:
- Все ли тут?
В сомнении Тренька: нешто считал он их, когда в речку-то кидал?
Дядька Никола воду из ушей вытряхивает, синий весь, сам улыбается.
- Все одно, Тереня, вольные мы теперь люди. Куда захотим, туда и пойдем. Может, на государеву землю сядем или ласкового помещика сыщем. А то и вовсе подадимся в дальние края: за Урал али на Волгу. Сказывают, много свободнее живется там крестьянину!
Пустился в пляс на радостях Тренька. Урвана обнимает:
- Вот они, Урванушка, наши с тобой черные-то палочки!
Урван хвостом весело машет, точно и впрямь понимает, что дело великое и доброе сделал: освободил друга своего Треньку со всей его родней от рытовской кабалы-неволи...
Глава 16
ТРЕВОГИ И ОПАСЕНИЯ
Клад великой ценности нашли Тренька с Урваном. Должно быть, в лихую годину закопал его бывший владелец. Да и сам, видать, сгинул безвестно. Вражьим мечом посечен был али на дороге разбойничьим ножом заколот. А может, от болезни помер. Только сохранила земля бережно его сокровища, кто знает, какими путями добытые. Теперь лежали одиннадцать серебряных гривен на столе, старательно очищенные, потому уже не черные, а светлые, блестящие.
За столом сидели дед с отцом и дядька Никола. Чуть в стороне от них Митька. Тренька,по своей слезной мольбе в избе оставленный, притулился с краешку. Бабушка подле печки возилась с горшками.
Держали совет. По словам дядьки Николы, выходило, что платить долги Рытову серебряными гривнами никак нельзя. Начнет допытываться: откуда взяли, не на его ли земле нашли. А при чем тут земля его, царем года три как пожалованная, коли гривны те, поди, лет более ста назад захоронены?
Дед с разумными словами согласился. А дядька Никола продолжал:
- Поеду я на торжище в Новгород, будто бы продавать зерно для денежного рытовского оброку. Там часть гривен поменяю на нынешние деньги. А вернувшись, объявлю всем, встретил родственника дальнего, который от тяжелого недуга на руках у меня помер и все свои деньги мне да сестре моей отказал.
Дед заметил:
- Другого, пожалуй, не придумаешь. Только одному тебе, Николка, ехать негоже. Всякое в дороге может случиться: и люди разбойные встретиться, и люди ратные, тех разбойников не лучше.
Дядька Никола спорить не стал.
- Вестимо, вдвоем сподручнее. Кто вторым-то поедет?
Треньку как шилом пониже спины кольнуло.
- Я! - вскочил.
Дед на Треньку сурово посмотрел:
- За дверь хочешь?
Обиделся Тренька, засопел. Пробормотал сердито:
- Кабы не мы с Урваном, поехали бы вы сейчас, как же...
Дед сухую, легкую ладонь Треньке на голову положил, будто прощения просил за строгие слова.
- Дорога, Терентий, по нынешним временам - взрослому мужику в опаску.
- А мы с Урваном! Он в обиду небось не даст!
Покачал дед головой:
- Нет, Терентий, вы с Урваном свою долю исполнили. Остальное дозволь нам.
Вздохнул Тренька:
- Ладно уж. Только, коли понадобимся, кликните.
Дядька Никола руками развел:
- Как же иначе! Непременно.
- Так вот, - повел прерванную речь дед. - Я для такого дела стар. А сдается мне, даже двоих в этакий путь отправлять не след. Посему ехать надобно с Николкой и тебе, Яков, - к Тренькиному отцу обернулся, - и тебе, Димитрий.
Беспокойно загремела в печи ухватом бабушка. Впервой подала голос:
- Ой, мужики, чует мое сердце, не к добру затея. Будь они неладны, те железки! Должно, не обошлось тут без нечистой силы...
Однако бабушку слушать никто не стал и решено было поступить подедову. Тренькиной матери и тетке Настасье, жене дядьки Николы, вовсе ничего не сказали. Чтобы лишних слез не было. Зерно поедут, мол, мужики продавать на рынок новгородский, дабы заплатить денежный оброк сыну боярскому Рытову.
Мамка, однако, встревожилась:
- Отчего троим-то ехать?
- Дорога ноне неспокойная, - дед пояснил.
Собираться начали: мешки с зерном на телегу положили, а сверху - сено. А под сено - два топора и вилы.
Бабушка, на такое глядя, креститься принялась, мамка заплакала потихоньку, а тетка Настасья браниться стала:
- И куда вас несет, на нашу бабью погибель!
Серым пасмурным утром отправились дядька Никола, отец Тренькин и Митька в путь опасный к городу большому и недавно вольному - Новгороду.
Оказался Тренька на то время с мамкой и бабушкой.
Вышло все ненароком.
Покою не давали Треньке гривны, что выловил дядька Никола из речки. Чудилось, покидал он их более, чем дядька Никола достал. И однажды, улизнув на старое городище, разделся торопливо - ив ледяную воду.
Долго бултыхался, по дну шарил - толку чуть: то камень попадется, то палка гнилая. Вылез, руки-ноги не слушаются, закоченели. На другое утро в жар бросило. Несмотря на Филькино ворчание, отправил приказчик Треньку домой. Ворчал Филька больше для порядку. Взамен дан был ему под начало здоровенный малый, Митькин ровесник, не чета силой и сноровкой Треньке.
К отъезду дядьки Николы с отцом и Митькой, почитай, совсем поправился Тренька на родительском попечении. Однако сказывали его мамка и бабушка приказчику хворым еще. Не возражал Тренька. Хоть малая, а передышка от труда каторжного на рытовском псарном дворе.
Верно говорят: ждать и догонять - хуже нет.
Обещал вернуться дядька Никола через неделю. Трснька уже на другой день выскочил на дорогу: не едут ли?
- Да они, Тереня, до Новгорода и половины пути не сделали, - сказала бабушка без насмешки.