Одно было желание - повалиться на постель и спать, спать...
Дедевша прослезился, растроганно прижал Юрия к груди. И Юрий обнял старика по-родственному. Дороден был когда-то наместник Любеча, а ныне будто усох, потерялся в толстой, на меху, накидке.
- Зрелым и мудрым мужем стал, княже. Издали за деяниями твоими слежу - властвуешь достойно. А про меня, видно, Господь забыл, не зовёт к себе и не зовёт. Зажился я на этом свете. Порой жизнь не в радость, в тягость, но живу...
За скромным, наскоро накрытым столом Дедевша пожаловался:
- Раньше было кому служить. Князья великие, грозные: Всеволод, сын Ярослава Мудрого! Владимир Всеволодович Мономах! А ныне?
Не жаловал, видно, наместник нынешнего великого князя Ярополка, а князей Мстиславичей - и того меньше.
Долго за столом не засиделись, хотя чувствовал Юрий, что хочется старику поговорить, отвести душу. Слипались у Юрия глаза, устало клонилась голова. Понял Дедевша, что не до разговоров сейчас князю, сам предложил:
- Ступай, княже, в ложницу. Мы с боярином Василием и без тебя сообразим, как дружину встретить и где воинский стан разбить. Думаю, что на этом берегу, выше по реке. Есть там в лесу малый градец, мой тиун в нём сидит, а посторонних людей нет. О больших ладьях и плотах, чтобы твою дружину и коней через Днепр переправить, уже распорядился, хлопочут люди. Почивай спокойно, княже...
Но всласть отоспаться Юрию не пришлось.
Едва предрассветно засерело за оконцем, явился тиун Дедевши, осторожно потеребил Юрия за плечо:
- Обудись, княже. Чужие люди у града. Дедевша Иванович передаёт, что лучше б ты на стену к нему поднялся...
Разом отхлынула сладкая сонная одурь.
Подскочил Илька - помогать своему господину одеваться. И старший над гриднями, боярский сын Фёдор Опухта, уже здесь стоит, ждёт княжеского приказа.
- Боярин Василий где? - поинтересовался у тиуна Юрий.
- С ночи, княже, как поехал встречать твою дружину, так и не возвращался.
Плохо сейчас без Василия, плохо...
Юрий торопливо зашагал через Красный двор к лазу на стену: гридни за ним — в кольчугах и шеломах, со щитами. Успели оборужиться!
Взбежал Юрий на стену, а наместник Дедевша к стрельнице прильнул, что выходит в сторону Днепра, напряжённо высматривает что-то.
Посторонился, уступая место Юрию:
- Окружили град - ни войти, ни выйти свободно. Сам посмотри, княже.
Под стеной, едва различимые в рассветной мути, проскальзывали незнакомые всадники. Порой останавливались, смотрели, задирая головы, на стрельницы, ехали дальше.
- И с другой стороны тако же ездят, - подсказал Дедевша.
- Чьи люди?
- Доподлинно не знаю. Но догадаться можно. Мыслю - от Мстиславичей. Кто ещё осмелился бы гнаться за тобой, княже?
Так оно и есть, наверное...
А тут ещё Дедевша держится непонятно, таким Юрий его ещё не видел. Тяжело вздыхает, переминается с ноги на ногу, посматривает на Юрия виновато - будто сказать собирается нечто, для Юрия огорчительное, но не решается...
Наконец решился:
- Чужих-то воев я в град не пущу. Но если великокняжеский боярин с грамотой или кто из Мстиславичей самолично явится, ворота придётся открыть. Любеч - вотчина Мономаха и потомков его, а я лишь сторож при вотчине, человек подневольный. Не осуди, княже...
Ловушка, значит, для Юрия...
Медленно тянулись часы. Кружился вокруг Любеча зловещий хоровод чужих всадников.
Близко к полудню в любечский затон вбежали воинские ладьи, вонзились острыми носами в песчаный берег.
С ладей ссыпались воины в доспехах, и было их много; по доскам свели на берег белого коня.
Полком - впереди всадник на белом коне под княжеским стягом, за ним воины плотными пятками, - двинулись прямо к граду.
- Беда, княже, - приглядевшись, вымолвил Дедевша. - Сам Изяслав пожаловал.
А суздальская дружина неизвестно где...
А Василий ещё не возвратился...
А выхода из града для Юрия нет...
Получалось, что после виноватого Дедевшина признания оказался Юрий беззащитным!
- Друг мой любезный, Дедевша Иванович, неужто выдашь меня Мстиславичу? - горько усмехнулся Юрий.
Сплетались в голове старого наместника мысли, мучительные своей противоречивостью. Нельзя было держать Изяслава перед запертыми воротами. Но и отдавать ему в руки князя Юрия, природного Мономаховича, тоже было нельзя. Ни по сердцу, ни по совести, ни по клятве верности - служить всему княжескому роду Мономаховичей - нельзя. Злодейство могло произойти, ведь распалён Изяслав погоней и от природы жесток. А кто виноват будет, если недоброе случится? Он, Дедевша...