А когда небо над высокими соснами побагровело, а южный ветер погнал вдоль железнодорожного полотна остатки утреннего тумана, он снова забрался под стеганое одеяло и сразу заснул.
Проснулся от громового лая. Дик поставил передние лапы на стол и зубами старался дотянуться до Белки. Кошка, изогнув спину ершистой дугой, шипела и махала когтистой лапой. Никак не могли эти двое поладить. Дик еще туда-сюда, а Белка не хотела признавать его. Округлив свои желтые глаза, фырчала на него, шипела, царапалась. Так и есть, неспроста Дик лает на нее: на носу у него глубокая царапина. Опять ухитрилась хватить лапой!
- Дик, место! - приказал Юрка. Гавкнув еще раз, овчарка послушно отошла от стола. Хорошо еще, бабки дома нет, а то досталось бы Юрке на орехи. Сама никогда не видит, что во всем Белка виновата, и знай только ругает Дика.
Юрка не стал дожидаться бабку (она ушла к Звездочкиным за молоком и, как всегда, засиделась), быстро позавтракал. Налил Дику в чашку вчерашнего супа, накрошил туда хлеба и, подождав, пока он расправился со своим скромным завтраком, вышел с ним на улицу.
Стасик еще спал. Когда его тетка скрылась во дворе, Юрка пробрался в просторную комнату, где поперек деревянной широкой кровати спали трое сопливых теткиных сынов и Стасик, потянул приятеля за плечо.
- Ух и попало мне от тетки за майку, - сказал Стасик, протирая кулаками глаза. - Теперь, говорит, до осени будешь ходить без рубахи.
- Слыхал, каких под утро два гостинца спустили? - спросил Юрка.
- Я чуть с кровати не скатился.
- По тонне каждая, - сказал Юрка. - Айда, поглядим?
Стасик надел штаны, схватил со стола кусок хлеба и две картофелины.
- Тебя тетка видела? - спросил он.
- Я тихонько.
- Пошли скорее, а то…
Стасик не успел договорить, как дверь отворилась и на пороге показалась его тетка, высокая худощавая женщина с запавшими глазами и длинными желтыми руками.
- Это ты, вражий сын, майку моего мальца разодрал и на башню повесил? - решительно двинулась она на Юрку.
- Я сам ему отдал, - сказал Стасик, выступая вперед. Но тетка легко отодвинула его в сторону и продолжала наступать на Юрку.
- Эй, тетя, - сказал тот, отодвигаясь к раскрытому окну. - Молоко ушло…
Тетка оглянулась на затопленную печь, а Юрка вскочил на подоконник, оттуда спрыгнул прямо в мокрую капусту- и был таков.
Стасик догнал их с Диком за станцией.
- Не хотела пускать, - сказал он. - А я все равно ушел. - И незаметно потер плечо, на котором отпечатались теткины пальцы.
- И рубаху не дает? - спросил Юрка, видя, как на голом теле приятеля выступила гусиная кожа. Солнце еще где-то пряталось в облаках и было прохладно.
- Она хоть и сердитая, а ничего, - сказал Стасик.- У ней и так трое, да я тут еще…
- Хочешь, я тебе свою рубаху отдам? - предложил Юрка. - Помнишь, ту с цветочками.
Стасик вспомнил и улыбнулся:
- Это, за которую тебя «бабьей кофтой» прозвали?
- Не помню, - небрежно сказал Юрка. - Рубаха хорошая. Надо только с рукавов эти… (он пощелкал пальцами, не в силах подобрать нужное слово) штуки содрать… Тогда никто тебя бабьей кофтой не назовет. Возьмешь?
- Ладно, - кивнул Стасик. - Спасибо.
Юрка не ошибся: две фугаски, каждая весом в тонну, упали рядом с железнодорожным полотном. Не две воронки, а два больших пруда подступили к самой насыпи. На дне уже просочилась мутная зеленоватая вода. Едкий запах взрывчатки еще не успел рассеяться. Вокруг воронок косо опрокинулись деревья. Вырванные с корнем, они не упали на землю: их поддерживали уцелевшие.
- Не надо ходить на речку, - сказал Юрка. - Здесь можно купаться.
- Юра, смотри, - Стасик показал на толстую, срезанную пополам сосну, - бомба!
У высокого пня черным боровом лежала крупная не- разорвавшаяся фугаска. От удара о ствол корпус ее лопнул и взрывчатка желтыми ядовитыми каплями осыпалась на росистую траву.
Они стояли на почтительном расстоянии от бомбы и совещались.
- Раз упала - теперь не разорвется, - предположил Юрка. - В сосну врезалась.
- А вдруг - замедленная? В Ленинграде, знаешь, сколько замедленных накидал? Зароется в землю, а потом как бабахнет.
- Послушаем? Если тикают часы, то замедленная.
- Как рванет…
- Я пойду послушаю. - Юрка решительно направился к бомбе. Черный боров наполовину зарылся в землю. Он грозно молчал.
- Не слышно? - шепотом спросил Стасик. Он шел следом за Юркой.
- Вроде что-то тикает, - неуверенно сказал Гусь.- Айда ближе!
Они подошли к самой бомбе. Юрка опустился на колени и приложил ухо к холодному металлу.
- Тикает?
- Не-е.
Это тикали их сердца.
Сразу осмелев, Юрка засуетился вокруг бомбы.
- Сколько добра пропадает, - сказал он. - Давай толу наковыряем?
- Очень надо!
- Рыбу будем глушить и мало ли на что сгодится… Куда положим?
- У меня одни штаны, - сказал Стасик.
Юрка стащил с плеч гимнастерку, завязал узлами ворот и рукава.
- С пуд влезет!
Сидя верхом на бомбе, они сосновыми суками выковыривали взрывчатку. Лес пробудился. В траве затрещали кузнечики, по ветвям запрыгали птицы. Слышно было, как в поселке орали петухи. Откуда-то прилетела черноголовая сорока и, усевшись на поваленную сосну, стала с любопытством смотреть на мальчишек. Видно, ей тоже захотелось покопаться в желтой взрывчатке.
Со стороны станции послышались голоса. Сорока первая увидела людей. Заверещав, она взлетела выше макушек деревьев и спикировала в кусты. Дик тоже насторожил свои остроконечные уши. Он в два прыжка поднялся на насыпь и осмотрелся.
- Отрываемся, - сказал Юрка, соскакивая с бомбы.
Они нырнули за куст орешника и лесом, в обход, побежали в поселок. Дик, помахивая хвостом, затрусил за ними.
Тол спрятали на чердаке. Юрка долго тряс гимнастерку, а когда надел, стал отчаянно чесаться: пылинки взрывчатки раздражали голое тело. Юрке не терпелось испробовать тол в деле.
- Кусок бы шнура и пару детонаторов, - сказал он. - Можно и на рыбалку.
Стасик молчал. Ему не нравилась эта опасная затея. В памяти еще было свежо несчастье, приключившееся этой весной с Вовкой Усатовым. Он привинтил к противотанковой гранате, рукоятку от ручной и хотел бросить в реку. Граната разорвалась в руке. Вовку подобрал мельник, возвращавшийся со станции к себе на хутор. Он услышав взрыв и поспешил к речке. Вовку отправили с товарным в Бологое, в больницу. И вот недавно он возвратился домой. На костылях. Отрезали правую руку по локоть и ступню.
Возле поселкового совета толпился народ. Все больше молодежь. Юрка и Стасик перешли через дорогу и, остановившись поодаль, стали слушать. Говорили о шпионах, которых опять этой ночью сбросили над лесом. На траве перед поселковым советом лежал вывалянный в земле шелковый парашют. Его принес из леса длинный, как телеграфный столб, мужик. Он утром возвращался из деревни в поселок и сквозь кусты увидел что-то белое. Разрыл кучу сухого валежника и нашел парашют. Он бы мог его сразу домой отнести, бабе и дочкам по хорошей юбке выйдет, да вот принес в сельсовет. Может, какое следствие будут наводить.
Отряд «истребителей» собирался прочесать пес. Из сельсовета вынесли три старых винтовки и два охотничьих ружья. Вооруженные таким образом парни вышли на дорогу. И тут кто-то вспомнил:
- А патроны?
В сельсовете нашли четыре обоймы и патронташ с охотничьими патронами. Но, как потом выяснилось, калибр ни к одному из ружей не подошел.
- Гляжу, торчит белое… Неужто, думаю, косой? - уж в который раз рассказывал подходившим сельчанам длинный, заросший рыжей бородой, мужик. - Не-е, гляжу, не косой. Косой долго на одном месте не будет сидеть… Уж я-то заячьи повадки знаю. Сколько их настрелял… Помню…
- Дядя Федя, ты про парашют, - мягко говорили мужику.
- Потянул это я за белое-то, думал, платок, а оно лезет и лезет…