Услышав паровозный гудок, Юрка сел на землю и стал слушать. Поезд шел со стороны Бологого, Над деревьями взмыло белое облачко, второе, третье… Вынырнула черная паровозная труба. И вот лоснящаяся от масленого пота железная махина, пыхтя и отдуваясь, показалась в просвете между кустами и нырнула под висячий мост. Густой железный грохот продолжался до тех пор, пока не скрылся под мостом последний товарный вагон. Эшелон давно скрылся из глаз, а блестящие рельсы все еще продолжали гудеть. И еще слышался какой-то глухой звон. Непонятный, печальный. Юрка взглянул на мост. В кружевном лабиринте ферм запутался синеватый клочок паровозного дыма. Звон доносился откуда-то из глубины.
Пройдет под мостом поезд, исчезнет в сизой дали, а старый мост все еще помнит его, тихо звенит, словно жалуется на что-то…
Домой они пришли, когда солнце, красное, воспаленное, накололось на зубчатую кромку леса. Юрка отворил калитку, втолкнул Дика, а сам бегом на станцию. На путях стоял санитарный поезд и дожидался встречного. Мимо вагонов уже шныряли с корзинками мальчишки и девчонки. Продавали землянику. Из окон пассажирских вагонов выглядывали раненые с забинтованными головами, руками. Они подзывали ребят и покупали ягоды. Те, кто мог передвигаться, прогуливались по перрону.
- Эх, черт, - с досадой сказал Колька, - у нас ни бумаги, ни стаканов нет. Как же будем продавать?
- Кружками, - сказал Юрка.
Мимо них пробежал Жорка Ширин. К груди он прижимал большое алюминиевое блюдо. В блюде один к другому стояли маленькие кулечки с ягодами. Жорке не надо возиться со стаканами. Он заранее все приготовил.
- Видал, как надо работать? - кивнул вслед Жорке Колька. - Этот умеет…
Они медленно пошли вдоль вагонов. Юрка не смотрел на окна. Он смотрел под ноги. Не привык он торговать ягодами. Не умеет. Колька сначала хорохорился, а тут тоже примолк.
- Свежая земляника! - донесся до них Жоркин голос. - Пять рублей стакан… Берите, дяденька, только что из лесу.
- Врет, Рыжий, - сказал Колька, - Он сегодня и в лесу-то не был…,
- Земляника? - услышали они негромкий голос.
- Свежая… - сказал Гусь. - Только что из лесу.
- Почем?
Юрка поднял голову и увидел раненого. Он лежал на верхней полке. Лица у него не было видно. Все в бинтах. На свет глядел темный, грустный глаз да узенькая щель вместо рта. Одна рука была в лубке.
- Страшный? - проговорил раненый. Глаз с любопытством уставился на ребят.
- А… чем это вас? -спросил Юрка.
- Почем, спрашиваю, ягоды? - Глаз сердито заморгал.
Юрка посмотрел на Кольку: почем?
- Пять… Четыре рубля, - запинаясь, сказал Звездочкин.
Здоровая рука раненого полезла куда-то вверх, зашелестела бумажками.
- Врет он, - сказал Гусь. - Два рубля кружка.
Глаз посмотрел на Кольку, потом на Юрку.
- Почему так дешево?
- Берите… - Юрка насыпал полную кружку, протянул раненому. Тот просунул в окно руку, взял. Высыпал ягоды в тарелку.
- Еще надо? - спросил Гусь.
Раненый покачал головой. Медленно спустил кружку. В кружке лежало десять рублей.
- А сдачи? - заволновался Юрка. - У меня сдачи нет. - Он посмотрел на Кольку. Тот покачал головой.
Глаз дружелюбно смотрел на Юрку.
- Не надо сдачи, - сказал раненый. Он пальцами раздвинул щель, положил в рот ягоду. - Земляника.,-, летняя.
Темный глаз вроде бы повеселел. Когда ребят подозвали к другому окну, раненый подмигнул Юрке и приветливо кивнул головой.
- Это что за станция? - спросил кудрявый плечистый парень в белой рубашке с повязкой на голове. Он тоже лежал на верхней полке и задумчиво смотрел поверх голов ребят.
- Орехово… - сказал Юрка и чуть было не выронил корзинку из рук. Это был лейтенант. Тот самый лейтенант, который год назад, осенью ночевал с бойцами у бабки.
- Здравствуйте, - растерянно произнес Юрка. - Вы… вы раненый?
Это был глупый вопрос. Юрка сам почувствовал. Ему хотелось обнять лейтенанта за шею, сказать ему кучу хороших слов, но он не умел.
- Гусь… Черт возьми, Гусь! -лейтенант улыбнулся.- То-то я гляжу - знакомая станция… Ну как твоя бабка поживает?
- Хорошо, - сказал Юрка. - А вы… домой?
В серых глазах раненого мелькнуло что-то тоскливое. Он сдвинул светлые брови, но, пересилив себя, снова улыбнулся.
- Вырос… чертенок. Скоро совсем большой будешь.
- Я за бабушкой сбегаю, - спохватился Юрка. - Вот обрадуется!
- Не надо, - остановил лейтенант.
- Она дома, в огороде копается.
- Не успеешь… Поезд скоро отправится.
К ребятам подошел другой раненый. Один рукав его гимнастерки был подвернут выше локтя, шея в белом воротнике из ваты и бинта.
- Никак, капитан, знакомых повстречал? - спросил он, глядя на окно.
- Вот встретились, - сказал Юркин знакомый.
«Капитана присвоили, - подумал Гусь. - Видно, храбрый».
- Опрокинь-ка мне, паренек, пару стаканов, - однорукий снял с головы пилотку, подставил.
Юрка через край насыпал ему ягод. Встряхнул корзинку и протянул капитану.
- Это вам на дорогу.
Капитан пододвинулся ближе к окну, взял корзинку.
- Денег не надо, - быстро сказал Гусь, заметив, что раненый сунул руку под подушку.
- Спасибо… Юра. Кажется, так тебя зовут?
Юрка кивнул. Однорукий повернулся к нему боком и сказал:
- Деньги в кармане… Возьми, сколько полагается.
- Ничего с вас не полагается, - сказал Гусь. - Ешьте на здоровье… Я еще наберу.
Однорукий внимательно посмотрел на него, улыбнулся.
- И всем ты, паренек, даешь бесплатно?
- Всем, - взглянув на капитана, сказал Юрка.
К ним подошли еще несколько раненых.
- Вам ягод? - спросил Гусь.
- У тебя же нет, - сказал один из них. - С корзинкой загнал.
- Есть, - сказал Юрка и посмотрел на Кольку.
- Берите, - протянул тот раненым свою корзинку.
Послышался шум поезда. Воинский эшелон с бронетранспортерами, не сбавляя скорости, прогремел мимо станции. На перрон вышел дежурный. Под вагонами санитарного зашипели автотормоза. Раздался басистый гудок.
Раненые быстро разделили ягоды. Старший лейтенант достал из кармана пятидесятирублевку, протянул Звездочкину.
- Держи, парень.
Колька взял деньги, зажал в кулаке. Юрка, взглянув на него исподлобья, ближе подошел к окну.
- Поправитесь - и снова на фронт? - спросил он.
Опять в глазах капитана появилось тоскливое выражение. Он поправил на голове повязку, нахмурился.
- Отвоевался я, Гусь… - негромко сказал он.
- Голова? - чуть слышно спросил Юрка.
- Ноги, - сказал капитан и отшвырнул от себя одеяло.
Юрка прикусил губу: под одеялом ничего не было. На застланной чистой простынью полке в длинной рубахе лежала половина человека. Другой половины не было.
- Твоя бабушка говорила, что богу будет молиться за нас, - угрюмо сказал капитан. - Как видишь, Гусь, и бог не помог. Скажи ей, пусть зря не молится.
Юрка широко раскрытыми глазами смотрел на капитана и молчал. Да и говорить-то было нечего. Что сделали с человеком! Когда этот кудрявый красавец лейтенант вошел к ним, Юрке, помнится, сразу изба показалась тесной. А сейчас его можно на стол положить, и еще место пустое останется.
- Пулеметной очередью,- сказал капитан. - В упор. В атаку ходили. А тех ребят, что со мной были - всех положил. Всех до одного… - Он посмотрел на Юрку и, с трудом дотянувшись рукой до одеяла, натянул на себя. - Гонят их наши… Кончится война. Хорошее время наступит, Гусь. Будь она трижды проклята, эта война!
У капитана задергалась щека. Он замолчал, глядя вверх на зеленую полку.
Непрошеная слеза выкатилась из Юркиных глаз. Нет, это была не жалость! Лютая злость к тем, кто сделал капитана таким.
Вагон дернулся, прошел немного и снова остановился. Видно, паровоз с первого раза не взял.
- Прощай, Юра, - все так же глядя вверх, сказал капитан. - Больше не увидимся… Какой теперь из меня ходок? Вроде чурбака… Где поставят, там и буду стоять…