Я положил камею. Оболенский перестал улыбаться. В его глазах появился оценивающий интерес. Я попал в точку.
Вторым я взял дукат.
— Мне понадобятся аптекарские весы и стакан с водой, — сказал я денщику.
Тот удивился, посмотрел на своего хозяина и после его кивка удалился. Через десять минут все было на столе. Весы были примитивные, с заметной погрешностью, но для моих целей этого было достаточно. Не знаю где и как можно было их сейчас найти, а десять минут. Нужно будет походить по закромам Оболенского, авось найду что-то нужное себе в мастерскую.
Так, нужно сделать три замера и вывести среднее, чтобы минимизировать ошибку.
Я провел взвешивание. Сначала в воздухе, потом в воде. На грифельной доске, которую тоже принес денщик, я быстро провел расчеты.
Вес в воздухе — восемь с половиной грамм. Объем — ноль целых девять десятых кубического сантиметра. Плотность — семнадцать целых и восемь десятых. А у голландского дуката той эпохи должно быть восемнадцать с половиной. Не сходится. Сплав «грязный», слишком много серебра в лиге.
Я взял монету и поднес к лупе, изучая ребро.
А вот и главный прокол. Гуртильный станок оставляет идеально ровные, параллельные насечки. А здесь… вот он, виден легкий наклон резца в конце каждого штриха. И шаг немного «гуляет». Это ручная работа. Гениальная, но ручная.
— Это подделка, ваше сиятельство, — уверенно сказал я. — Но подделка старинная, сделанная в ту же эпоху, что и оригинал. Вероятно, в Антверпене, они славились такими работами. Сделана не для обмана простолюдинов, а для серьезных финансовых операций. Очень интересная вещь.
Я положил монету рядом с камеей. Оболенский не проронил ни слова. Вероятно он не ожидал такого подхода.
Наконец, я взял перстень. Самая коварная ловушка. Изумруд был мутным, полным включений, как и положено колумбийскому камню. Но эта его подозрительно чистая часть — сбивала с толку.
Природа не любит такой перфекционизм. Значит, здесь трещина.
Я поднес камень близко к глазам и резко выдохнул на него теплый воздух. И на мгновение, пока поверхность была затуманена, я увидел тончайшую, как паутинка, линию трещины, проявившуюся из-за разницы температур.
Есть. Теперь — чем ее скрыли?
— Ваше сиятельство, позвольте каплю спирта? — обратился я к Оболенскому.
Он удивленно кивнул и денщик принес требуемое. Я взял тонкую палочку, обмакнул ее в спирт и осторожно коснулся камня.
— Если я прав, мы сейчас увидим, как трещина наполнится спиртом и станет видимой. Но камень может слегка потускнеть. Рискнем?
— А давай, — азартно бросил князь.
Капля спирта растеклась по поверхности, и на несколько секунд трещина внутри камня стала видна невооруженным глазом.
— А теперь, — я поднес палец, смоченный спиртом, к носу, — запах. Едва уловимый, но он есть. Ноты хвои. Кедровое масло. Классический способ «лечения» изумрудов. Трещину заполнили подкрашенным маслом под давлением. Двойной обман — скрыли дефект и усилили цвет.
Я закончил. В комнате стало тихо. Я смотрел на Оболенского.
Ну, что Толя, вроде вскрыл все его ловушки.
Оболенский медленно поднялся с кресла. Подошел ко мне. И сделал то, чего я никак не ожидал. Он громко, от души расхохотался.
Смех Оболенского заполнил комнату. Это был громкий, искренний хохот человека. Он хлопнул себя по колену, и в его глазах плясали веселые черти.
— Дьявол! — выдохнул он, наконец, отсмеявшись. — Ты не гений, Григорий. Ты — дьявол! Ты видишь вещи, видишь их души, прошлое, всю их гнилую подноготную. Ученые со своими книжками… ростовщики со своими весами… они все слепцы рядом с тобой!
Его последние сомнения развеялись. Я видел это по тому, как изменился его взгляд. Исчезла настороженность экзаменатора, ушла холодная оценка. Появился блеск собственника, нашедшего уникальное сокровище. Он подошел ко мне и тяжело положил руку мне на плечо.
— Хорошо. С этого дня ты — мой личный мастер. Забудь о Поликарпове, забудь о своем прошлом. Твое прошлое началось сегодня. Здесь, — он обвел рукой комнату, — будет твоя мастерская. Сегодня пришлют лучших столяров и механиков. Ты получишь любой инструмент и материал, какой только пожелаешь. Шведскую сталь, африканскую слоновую кость, голландские алмазы, персидскую бирюзу — все, что можно купить за деньги, будет твоим.
Он сделал паузу, и его голос стал серьезнее.
— От тебя мне нужно только одно. Твои творения. И преданность. Ты будешь работать только на меня. Понял?