— Она будет пахнуть чистым металлом, а не угаром, — спокойно ответил я. — Это сохранит мои легкие и чистоту эмали, с которой предстоит работать. Любая копоть — это брак. Здесь, у окна, — я провел линию, — будет «мокрая» зона. Полировка, огранка. Здесь нужен свет и вода. А печной угол — в глубине. Чтобы грязь не летела на чистую работу.
— Логично, — неохотно признал он. — А это что? — он указал на самый сложный узел на эскизе.
— Гранильный станок. Моя идея. Ножной привод, система передач, но главное — вот этот узел. Суппорт с точной подачей. Он позволит закреплять камень и подавать его на диск с выверенным усилием и под идеальным углом.
— Занятная фантазия, — усмехнулся Оболенский. — А ты уверен, что эта твоя машина не развалится? Где ты найдешь мастера, который сможет такое собрать?
— Мастеров найдете вы. Лучших в Петербурге. А я буду стоять у них за спиной и руководить. Лично. Это, — я постучал по эскизу, — пока только идея, принципиальная схема. На детальную проработку узлов, на расчеты уйдут недели. И я не гарантирую, что все получится с первого раза. Это эксперимент. Рискованный. Зато если он удастся, мы сможем делать то, на что не способен ни один ювелир в Империи.
Оболенский долго молчал, вглядываясь в мои эскизы. Я видел, как в его голове идет борьба. Он был игроком и он явно взвешивал риски.
— Хорошо, черт возьми, — буркнул он наконец. — Это будет стоить мне целое состояние. Но если твои машины действительно заработают, и ты создашь шедевр для Императрицы… это вложение окупится сторицей. Я принимаю твой проект. — он посмотрел на меня, и в его взгляде не было дружелюбия. — Но учти, Григорий. Если это все пустые фантазии, и ты просто пускаешь мне пыль в глаза, я найду способ вернуть свои деньги. С процентами.
— Вы не пожалеете, ваше сиятельство, — ответил я.
— Я уже жалею, — криво усмехнулся он. — Но азарт сильнее. Приступай.
Он свернул эскиз.
— Будет сделано. Все, что нужно. Но результат — на твоей голове.
Следующие две недели флигель дворца Оболенского превратился в улей. Князь сдержал слово. Он обрушил на мой проект всю мощь своих связей и кошелька. С утра до вечера во дворе скрипели телеги, подвозившие дубовые доски, огнеупорный кирпич, железо, медь. Появились лучшие в Петербурге мастера: артель плотников, славившаяся постройкой иконостасов, угрюмый печник, который клал камины в самом Зимнем дворце, и два механика с Адмиратейских верфей.
Они были лучшими. И они были моей главной проблемой.
Я был для них никем. Худой мальчишка, фаворит князя, который возомнил себя инженером. Они смотрели на мои чертежи с откровенным презрением. Мои требования казались им блажью, бессмысленной тратой барских денег. И они начали саботаж. Не злонамеренный, а тот, что идет от привычки делать «как положено», «как деды делали».
Первый конфликт вспыхнул с плотниками из-за верстака. Я потребовал столешницу из цельного, выдержанного дуба толщиной в четыре вершка. Бригадир Потап, седой, кряжистый мужик, лишь усмехнулся.
— Да на кой-ляд тебе такая домовина, барин? На ней плясать можно!
Я не стал спорить. Вечером я пришел к нему с книгой, которую выпросил у Оболенского — «Наставление по артиллерийскому искусству». Я открыл страницу с чертежом пушечного лафета.
— Потап Максимыч, вот смотри. Почему лафет делают из дуба, а не из сосны?
— Дык понятно почему, — он снисходительно посмотрел на меня. — Чтобы от выстрела не разлетелся в щепки.
— Верно. Дуб гасит вибрацию. Мой верстак — это тот же лафет. А мой резец — та же пушка. Любая дрожь — и ядро полетит мимо цели. Понимаешь?
Он не понял расчетов, зато он понял аналогию. Он почесал в затылке, сплюнул и нехотя согласился.
С печником вышло хуже. Мой проект муфельной печи с двойной стенкой и сложной системой дымоходов он обозвал «чертовщиной» и наотрез отказался так делать, заявив, что «огонь — он живой, его не обманешь». Все мои попытки объяснить ему основы конвекции натыкались на стену упрямства. Тогда я пошел к Оболенскому.
— Ваше сиятельство, ваш печник не выполняет моих указаний. Проект под угрозой срыва.
Князь был в ярости, что его втягивают в «дела холопов». Он примчался в мастерскую, устроил разнос и приказал печнику выполнять любое мое требование под угрозой порки. Старик затаил на меня злобу, но подчинился. Он строил печь точно по моим чертежам, но с таким видом, словно строил мне эшафот.
И он оказался прав. Частично.
Первая же протопка печи обернулась катастрофой. Из-за ошибки в моих расчетах тяги (я не учел местную розу ветров и высоту трубы) дым повалил внутрь. За несколько минут мастерская наполнилась едким, удушливым чадом. Прибежали перепуганные слуги, сам Оболенский. Печник стоял посреди дыма с торжествующим видом. «Я же говорил, барин! Огонь не обманешь!».