— Князь, — обратился он к Оболенскому, игнорируя меня. — Ваше сиятельство, вы уж простите, но мальчишка ваш начитался заморских книжек. Он просит нас построить то, чего и в природе не бывает. Мы люди простые, мы делаем то, что работает. А это… — он пренебрежительно махнул рукой на мой чертеж, — это фантазия.
Оболенский нахмурился. Я видел, что он начинает сомневаться. Его вера в меня была основана на «чуде» с сапфиром, но здесь он столкнулся с мнением двух лучших практиков столицы.
Кажется слова здесь бессильны. Нужна была демонстрация.
— Хорошо, — сказал я. — Давайте решим одну, самую простую задачу. Вибрация.
Я подошел к небольшой стальной наковальне, стоявшей в углу. Взял молоток и ударил по ней. Раздался чистый, долгий, звенящий звук.
— Звенит, — констатировал я. — Это и есть вибрация. Энергия удара не гасится, а заставляет металл колебаться. А теперь…
Я взял кусок толстого войлока, который заказал накануне, подложил его под наковальню. И ударил снова. Звук был глухим, коротким, мертвым.
— Не звенит, — я посмотрел на механиков. — Войлок погасил удар. Вот что я предлагаю, — я вернулся к чертежу. — Все узлы станка мы установим не прямо на станину, а через вот такие многослойные прокладки из войлока и кожи. Мы заставим дерево и кожу «съесть» любую дрожь.
Механики замолчали. Этот простой, наглядный эксперимент был для них убедительнее любых расчетов. Они увидели не фантазию, а инженерную логику.
— А с винтом… — начал я, но понял, что моих знаний из будущего недостаточно. Я не помнил точных составов сплавов, которые использовали для подшипников скольжения. — Ваше сиятельство, мне нужны книги. Все, что есть в библиотеке Академии Наук по металлургии и механике. Особенно труды Нартова и Кулибина, если есть, конечно.
Оболенский, заинтригованный, кивнул денщику.
В тот вечер, когда Прошка принес мне ужин, он застал меня за странным занятием. Я сидел на полу, окруженный стопкой фолиантов в кожаных переплетах, и лихорадочно перелистывал страницы, делая пометки на грифельной доске. Мальчишка смотрел на меня, как на настоящего колдуна, который читает свои заклинания.
Работа шла всю ночь. Я искал. Искал крупицы знаний, которые уже существовали в этом мире, чтобы соединить их со своими. Я нашел упоминание о бронзовом сплаве с высоким содержанием олова, который использовали для корабельных подшипников. Нашел чертежи токарного станка самого Андрея Нартова с его оригинальным суппортом.
Утром я пришел к механикам с новым, уточненным чертежом.
— Вот, — сказал я. — Подшипники будем лить из этой бронзы. А суппорт — вот его прототип, его придумал механик царя Петра еще семьдесят лет назад. Мы не будем изобретать. Мы будем улучшать то, что уже было создано лучшими умами России.
Федор долго смотрел на чертеж, потом на меня. В его глазах я впервые увидел нечто похожее на уважение.
— Ну, — пробасил он, почесав в затылке. — Если уж сам Нартов… Попробуем. Но если твоя машина развалится, парень, пеняй на себя.
Работа над «телом» станка шла полным ходом. Дубовая станина была собрана, маховик установлен, механики с верфей, Федор и Степан, под моим неусыпным контролем собирали сложную систему передач. Но все это было лишь подготовкой к главному. К созданию «сердца» машины — режущего диска.
Согласно моим расчетам, он должен был быть из чистой, прокатанной меди, толщиной не более двух миллиметров и идеально ровным. Малейшее биение, малейший изгиб на высоких оборотах превратили бы его в смертоносный снаряд.
Я подошел к Федору.
— Федор, нужен диск. Вот чертеж. Главное условие — идеальная плоскостность. Никаких допусков. Абсолютный ноль.
— Медный блин, значит, — пробасил он. — К обеду будет тебе твой блин.
Я хотел было остановить его, объяснить всю сложность, но решил, что наглядный провал будет убедительнее любых слов.
Через несколько часов они с гордым видом принесли мне диск. На первый взгляд, он был идеален. Блестящий, ровный. Я молча положил его на поверочную плиту из полированного гранита. Диск качнулся. Между медью и камнем был зазор, в который мог пролезть ноготь.
— Он кривой, — констатировал я.
— Да где ж он кривой⁈ — вспылил Федор. — Мы его на плите правили, ровнее не бывает!
— Проблема не в кривизне, которую видит глаз, — я взял лупу и протянул ему. — Посмотрите на структуру металла.
Я руководил их следующей попыткой лично. Мы пробовали отжигать медь в печи, чтобы снять внутреннее напряжение, но при остывании тонкий лист вело винтом. Мы пытались прокатывать его «на холодную», но тогда металл получал наклеп — становился твердым, но хрупким и напряженным, как взведенная пружина. Любая последующая обработка приводила к деформации.