— Раздувай!
Я опустился на колени и принялся работать мехами. Едкий, горький дым ударил в нос и в горло. Легкие сжались в спазме. Меня пробил мучительный, разрывающий кашель. Каждый кашлевой толчок отдавался новой вспышкой боли.
Наконец, угли в горне начали тлеть. Я отполз в сторону. Поликарпов, который все это время наблюдал за мной с мрачным удовлетворением, отломил от каравая черствую, как камень, корку хлеба и швырнул ее мне.
— Жри, — бросил он.
Я поймал ее на лету. И в этот момент я ощутил всю глубину своего падения. Я сидел на грязном земляном полу и жадно, как дикий зверь, впивался зубами в черствый хлеб, прячась в самом темном углу.
Я доел хлеб до последней крошки. И вместе с последним проглоченным куском эмоции отступили. Нужно начинать работать с тем, что есть.
Я взял со стола тусклый, поцарапанный кусок латуни, который Поликарпов велел чистить. Эта монотонная, тупая работа стала моей медитацией. Руки двигались, а мозг, наконец, освободившись от шока, начал систематизировать данные.
Итак, факт номер один: я в прошлом. Точка. Судя по общей атмосфере это явно не 20–21 век. Да и память реципиента говорит о том, что это где-то 17–18 век. Пути назад, скорее всего, нет. Это — аксиома.
Факт номер два: мое тело — пассив. Истощено, травмировано. Любое неосторожное движение может его доломать. Требуется срочная, но скрытая реабилитация.
Факт номер три: окружение — угроза. Антисанитария, плохая еда, жестокость.
Факт номер четыре: социальный статус — ноль. Я полураб. Мой дядя-хозяин — мой единственный контакт с миром, и этот контакт враждебен.
Из этих фактов вытекал единственный возможный протокол действий.
Первое. Информация. Мне нужно знать точную дату, место, обстановку. Без этого любой план — просто фантазия.
Второе. Ресурсы. Мне нужно укрепить тело. Еда, вода, сон. Любой ценой.
Третье. Безопасность. Играть роль тупого, покорного щенка. Никаких «умных» слов. Никакой инициативы. Стать невидимым.
И четвертое, самое главное. Капитал. Мне нужен актив. Нечто, что принадлежит только мне. Нечто, что я смогу создать втайне и использовать как ключ к свободе.
Я тер латунь, и она начала тускло блестеть. Я смотрел на свои молодые, слабые и неумелые пальцы. И в голове, впервые за все это время, появилась ясная, четкая мысль. Мой мозг и знания — это единственный реальный актив. Но им нужен инструмент, который позволит превратить знания в материю. Я посмотрел на свои руки, на примитивные резцы, на мутное окно. Мне нужен был способ видеть лучше, точнее, чем кто-либо в этом времени. Это и будет мой первый, тайный капитал. Мое первое оружие.
Пути назад, скорее всего, нет. И на миг в голове промелькнула горькая, ядовитая мысль: а так ли много я потерял?
Последний раз я видел сына месяц назад. Заехал на полчаса, между встречей и самолетом в Дубай. Спросил, не нужно ли денег, дежурно поинтересовался здоровьем. Внуки… внуков я видел по видеосвязи, они махали мне из другой страны. У них была своя, яркая, насыщенная жизнь. Я был для них уже не главой семьи, а… уважаемым, но далеким артефактом. Как один из моих камней в коллекции. Ценный, но холодный. Елена, моя жена, ушла пять лет назад, и вместе с ней ушла та часть меня, которая умела быть не только специалистом, но и человеком. Остался только профи. Состоятельный, но не олигарх. Человек, чья жизнь была полностью посвящена работе.
И вот ее-то у меня и отняли.
Вот что я потерял на самом деле. Не семью, которая давно жила своей жизнью. Я потерял свое имя. Свой статус. Свое дело. Меня лишили права быть Анатолием Звягинцевым, экспертом, чье слово было законом в мире драгоценных камней, и превратили в бесправного Гришку, которого может пнуть любой пьяный ублюдок. И вот за это — за свое имя, за свое право быть кем-то — я и буду бороться. Не за прошлое. А за будущее. Здесь.
Поликарпов бросил мне еще один тусклый, поцарапанный кусок латуни.
— Чисти этот! Чтобы блестело!
Я взял металл в руки. Эта монотонная, тупая работа стала моей медитацией.
Я тер латунь, и она начала тускло блестеть, отражая скудный свет из окна.
Все они — и этот пьяный, несчастный Поликарпов, и те, кто живет там, за стенами этого сарая — работают вслепую. Их мир ограничен возможностями их собственного зрения. Они могут быть талантливы, у них могут быть твердые руки, но они не видят микромир. Они не видят микротрещин, не могут контролировать чистоту сплава, не способны нанести узор с микронной точностью.