Два дня мы бились над этой задачей. Мы испортили три дорогих медных листа. Механики были в ярости. Их профессиональная гордость была задета. Они, лучшие мастера Адмиралтейства, не могли сделать простой «медный блин». Оболенский, заходя в мастерскую, видел гору испорченного металла и мрачные лица.
Вечером Федор не выдержал. Он с грохотом бросил молоток на наковальню.
— Все, князь! Хватит! — заорал он, обращаясь к Оболенскому. — Мы перевели кучу дорогой меди, а толку ноль! Его бумажки не работают! В реальном мире металл так себя не ведет!
Я был в тупике. Мои знания из будущего наткнулись на практические ограничения технологий этого времени. Я знал, в чем проблема. Но не видел, как ее решить их инструментами. Я впервые за долгое время почувствовал себя самозванцем.
Я отошел от них и посмотрел в окно. Во дворе плотники, закончившие работу над станиной, выпрямляли паром и прессовали изогнутую дубовую доску. Они не пытались ее «отжечь» или «прокатать». Они медленно, постепенно меняли ее внутреннюю структуру.
И в этот момент, на грани полного провала, меня осенило. Нестандартное, асимметричное решение.
Я вернулся к верстаку.
— Вы правы, Федор. Ваши методы не работают. И мои — тоже. Потому что мы пытаемся бороться с напряжением в металле. А его не нужно убирать. Его нужно упорядочить.
Механики уставились на меня, как на сумасшедшего.
— Что, если мы не будем его отжигать? — я взял в руки последний, четвертый, медный лист. — Мы прокатаем его «на холодную», получив тот самый наклеп. А затем… затем мы его отчеканим. Тысячами, десятками тысяч мелких, равномерных ударов. Как ювелиры чеканят серебряные блюда. Мы не снимем напряжение. Мы равномерно распределим его по всей поверхности, превратив хаос внутренних сил в упорядоченную структуру. Мы «закалим» его ударами.
Федор и Степан смотрели на меня с открытыми ртами. Идея была безумной. Чеканить огромный диск — это адский, кропотливый труд, работа для ювелира, а не для корабельного механика. Но в этом безумии была своя, извращенная, но абсолютно железная логика.
— Ну что ж. Попробуем твое колдовство.
На этом разговор в тот вечер и закончился. Мы были слишком измотаны чередой неудач, чтобы бросаться в новую авантюру с наскока. Но что-то изменилось. Воздух в мастерской перестал быть тяжелым от напряжения и упреков. Появился азарт. Азарт людей, стоящих на пороге чего-то нового и невозможного.
Я почти не спал в ту ночь. Я снова и снова прокручивал в голове весь технологический процесс, ища слабые места. Идея была хороша, но дьявол, как всегда, крылся в деталях. Главной деталью были инструменты. Наши обычные молотки с плоскими или грубо закругленными бойками не годились. Они бы оставляли на мягкой меди резкие, уродливые грани. Нужен был инструмент, который будет не бить, а гладить, уплотняя металл. Мне нужны были идеальные сферические бойки, отполированные до зеркального блеска.
Я набросал на грифельной доске несколько эскизов, рассчитал оптимальный вес и кривизну. Утром, едва механики появились на пороге, я был готов.
— Молотки! — скомандовал я, ткнув пальцем в свои ночные чертежи. — Мне нужны специальные чеканочные молотки. С идеально гладким, выпуклым бойком. Малейшая царапина на бойке — и она отпечатается на диске.
Федор и Степан молча принялись за работу. Скепсис в их глазах сменился деловой сосредоточенностью. Они ввязались в авантюру и теперь хотели довести ее до конца. Пока они колдовали над закалкой и полировкой стали, я подготовил рабочее место: вырезал из последнего листа меди круглую заготовку и уложил ее на массивную свинцовую плиту, которая должна была служить амортизирующим ложем.
— Готово, — пробасил Федор, протягивая мне сияющий, как зеркало, молоток. — Куда бить, командир?
— Бить пока никуда не надо, — ответил я. — Смотрите.
Я объяснил им принцип. Чеканка должна была быть системной. Двигаться от центра к краям, по концентрическим кругам. Каждый удар — одинаковой силы. Я взял молоток. Он идеально лег в руку.
— Удар должен быть не вертикальным, — я показал движение, — а чуть под углом, со скольжением. Мы не просто бьем. Мы разгоняем структуру металла, уплотняем ее.
Я нанес первый удар. Тук. На блестящей поверхности меди осталась небольшая матовая вмятина. Второй, рядом, чуть перекрывая первый. Третий. Четвертый. Мои руки двигались в ровном, монотонном ритме. Я полностью погрузился в процесс, чувствуя, как металл под моими ударами «оживает».