Я выводил зубец шестерни, а в голове шла отладка. Спешка и низкая цена — явный признак скрытого дефекта, трещины, которую пытаются сбыть вместе со всем изделием.
Прошка вернулся поздно вечером на следующий день. Грязный, взъерошенный, он ввалился в контору и залпом осушил кружку кваса.
— Барин… — выдохнул он. — Там такое творится! Дворецкий-француз — фальшивый! Сапоги стоптанные, манжеты потертые, только вид делает! А горничная все время плачет, шепчет по-своему: «Куда мы поедем?». Они бежать собрались!
Понизив голос до шепота, он выпалил главное:
— И карета к ней по ночам приезжает! Без гербов! Но на дверце царапина хитрая, как змейка. Я точно такую же на карете вашего князя Оболенского видел!
Оболенский. Он-то откуда там взялся?
Так вот кто главный акционер этого «стартапа». И какую роль в его бизнес-плане отводят мне? Зицпредседателя? Ширмы, за которой он будет проворачивать свои дела? Ну уж нет, князь. В такие игры я и сам играть умею. Хотя откуда ему знать, что именно я собираюсь купить этот дом? Может Варвара наплела? Мог Петр Оболенский подсунуть мне в управляющую девушку? Да нет, что-то я на ровном месте придумываю сложности. Не стоит приписывать слишком много тому, чего нет. Варвара — не сообщник Оболенского.
— Хорошо, Прохор, — сказал я. — Ты молодец. Получишь награду к оплате. Теперь иди спать.
Когда он ушел, мозги начали оценивать риски. Что это? Любовная интрига? Или что-то более серьезное?
Отступать не имело смысла. Этот дом был мне нужен. А интриги… что ж, они лишь усложняли задачу, но не отменяли ее.
Утром меня разбудил привычный грохот стройки и крики артельщиков.
Около десяти часов, когда я как раз сверял смету на кровельное железо, в контору вошла Варвара Павловна. За ней, переминаясь с ноги на ногу, стоял лакей в ливрее, явно не принадлежавшей ни одному из известных мне домов. Ливрея была скромной, темно-зеленой, без шитья, сидела безупречно.
— Григорий Пантелеевич, — в голосе Варвары Павловны звучали стальные нотки, — посланник от мадам Давыдовой.
Лакей шагнул вперед и, не кланяясь, но и не выказывая пренебрежения, протянул мне сложенный вдвое листок плотной французской бумаги, запечатанный каплей черного воска без оттиска. Анонимная печать. Еще одна деталь в копилку.
Я вскрыл послание. Тонкие, летящие строки, написанные женской рукой, гласили предельно коротко: «Мадам Давыдова будет иметь удовольствие принять Вас сегодня в полдень для осмотра дома. Прошу быть точным». Ни подписи, ни комплиментов. Не приглашение, а вызов на дуэль.
— Передайте мадам, что я буду, — сказал я лакею, возвращая ему пустой взгляд. Он кивнул и удалился.
— Вы уверены? — озабоченно спросила Варвара Павловна. — Все это похоже на ловушку.
— Не беспокойтесь за меня, — ответил я. — В худшем случае я просто вернусь сюда.
Оставшиеся два часа я посвятил подготовке.
Первым делом — внешний вид. Я отмел мысль о щегольском фраке. Пытаться выглядеть аристократом — значит заранее признать свое поражение, выставить себя нуворишем, отчаянно рвущимся в высший свет. Моим оружием должна была стать моя сущность.
Я выбрал строгий сюртук из лучшего английского сукна — темно-серого, почти мышиного цвета. Идеальный крой, ни одной лишней складки. Белоснежная рубашка с жестким воротничком. Куплены специально для этого случая. Сапоги, начищенные до зеркального блеска, но без щегольских кисточек. Все это говорило не о праздности, а о деле. О точности. О капитале, вложенном в качество. Этот костюм был моим рабочим инструментом, таким же, как штихель или микрометр. Он не кричал о богатстве — он его констатировал.
Пока Гаврила запрягал лучшую пролетку, я вернулся в свою каморку. На верстаке, среди чертежей и инструментов, лежала моя старая лупа. Я повертел ее в руках. В этом мире камней и металлов она была моим скипетром и державой. Моим пропуском туда, где слова теряют цену, а значение имеет истинная природа вещей. Я сунул ее во внутренний карман сюртука — как талисман, напоминание о том, кто я есть на самом деле: эксперт. Человек, способный отличить настоящий алмаз от стекляшки, а чистый замысел — от интриги с двойным дном.
Всю дорогу до Галерной я прокручивал в голове предстоящий разговор, калибруя каждое возможное слово и жест. Моя задача — заинтересовать ее как единственный подходящий инструмент для решения ее, пока неизвестной мне, проблемы. Я не проситель, который пришел покупать дом. Я — специалист, прибывший для оценки сложного и, возможно, дефектного актива. И именно я, а не она, буду принимать окончательное решение. Еще и этот Оболенский…