В голове застучало. Полковник. Герой войны. Вернется с похода, а дома нет. Продан за его спиной женой-француженкой. Скандал. Неизбежный. И мое имя — «мастер Григорий», еще теплое от высочайшего указа, — тут же втопчут в грязь. «Интриган», «сводник», «выскочка, что помогает аристократкам обделывать их делишки» — эти ярлыки прилипнут намертво, и никакой кислотой их потом не смоешь. Все, ради чего я вкалывал до кровавых мозолей, все, что строил бессонными ночами, — коту под хвост из-за одной сомнительной сделки. Моя репутация — единственный настоящий капитал, превратится в пыль.
А закон? Горькая усмешка сама тронула губы. Я, человек из мира, где договор — святыня, угодил в реальность, где закон гибок, как ивовый прут, а слово героя войны весит больше всего Талмуда уездного суда. Оспорит сделку — и ее аннулируют. А я останусь обманутым дураком, которого вышвырнут на улицу из им же оплаченного дома.
А над всем этим, как паук в углу, висела тень Оболенского. Князь. Это он ее направил, он слил ей информацию о моих деньгах и поиске, он столкнул нас лбами. Зачем? Ответ был прост и гадок. Оболенский ждал, когда я вложу все средства в эту авантюру и стану уязвим, как черепаха без панциря. И вот тогда рядом непременно окажется он, «великодушный» благодетель, с предложением «дружеской» помощи — и новой, уже неразрывной цепью долговых обязательств. Он меня не отпустил. Просто сменил железный ошейник на золотой.
Я поднял на нее глаза. Она ждала, и во взгляде ее читались нетерпение и уверенность. Соблазненный низкой ценой и красивой историей, я уже должен был быть на крючке. Пора было показать ей, что рыба в этом пруду оказалась с зубами.
— Графиня, ваша история очень трогательна, — с холодной вежливостью произнес я, поднимаясь с кресла. — И этот дом мне действительно нравится. Но я человек дела. И привык доверять не красивым словам, а поступкам, которые обеспечивают честь всех сторон.
Она напряглась. Я ломал ее заготовленный сценарий.
— Я человек новый в Петербурге, — продолжил я, медленно прохаживаясь по комнате. — Мое слово перед Государем — мой единственный капитал. Я не могу рисковать им, ввязываясь в дело, которое может быть… истолковано неверно. Поэтому, чтобы эта сделка не бросила на меня даже малейшей тени, она должна быть совершена при свидетелях, чья честь не вызывает сомнений.
Она удивленно вскинула брови. Это был ее язык — язык аристократии, где репутация дороже денег.
— Я хотел бы, чтобы при составлении купчей, помимо официальных лиц, присутствовал и поставил свою подпись человек, который сможет поручиться… хм… за добрую волю вашего супруга в этом деле. Человек, который своим именем сможет подтвердить, что полковник Давыдов осведомлен о ваших намерениях и не имеет возражений. Его честь должна стать залогом чистоты этого дела.
На мгновение она замерла. С ее лица схлынула краска, оставив лишь фарфоровую бледность, и даже дыхание, казалось, остановилось. Поняла? Я просил морального поручительства, которое в их мире было нерушимым. Если ее история чиста, найти такого человека — не проблема. Но если она лгала…
И тут же я нанес второй, добивающий удар.
— Впрочем, — сказал я с самым невинным видом, словно меня только что осенило, — чтобы облегчить вам задачу, я мог бы предложить кандидатуру такого свидетеля чести. Например, князя Петра Николаевича Оболенского. Он знаком нам обоим. Думаю, он, как человек чести и ваш добрый друг, не откажется скрепить своей подписью купчую и выступить официальным гарантом нашего с вами договора.
Я смотрел на нее, не давая отвести взгляд. На ее лице мелькнул испуг. Она судорожно сглотнула, ее пальцы вцепились в резной подлокотник кресла. Если она действует заодно с Оболенским, то должна с радостью согласиться. Если же он ее шантажирует или она пытается обмануть и его тоже, придется отказаться — и тем самым раскрыть карты.
Пауза затянулась.
— Князь… — начала она, и голос ее едва заметно дрогнул. — Князь Оболенский — человек слишком светский и… занятой. Я не хотела бы утруждать его такими прозаическими делами. Я… я поищу другого поручителя.
Неумелая, поспешная ложь ребенка, пойманного с поличным. Этим ответом она, сама того не желая, подтвердила все мои худшие подозрения. С Оболенским что-то нечисто. Вся эта история — шкатулка с двойным дном, где роль князя ключевая и, очевидно, неблаговидная.