Наталья Корнева
Ювелир. Тень Серафима
Глава 1, в которой всё только начинается
– Прошу прощения, сэр. Гость, которого вы ожидаете, прибыл.
На полированном письменном столе царил образцовый порядок. Толстые, увесистые связки писем, стопки крепко сшитых листов, сафьяновые тетради, книги в мягких шагреневых переплётах, разных мастей описи, – здесь имелись бумаги на любой вкус, главное, чтобы тот был в достаточной степени извращён педантизмом. Сам стол мог бы служить, пожалуй, достойным экспонатом в каком-нибудь музее занимательной бюрократии, существуй таковые в Ледуме. Он представлялся не просто столом, нет: столь приземлённое, оскорбительное слово определённо умалило бы его значение! Он являл собою начало системы координат, эпицентр событий.
Ни дать ни взять точка отсчёта, в разные стороны от которой расплескалась рабочая комната.
Трудящийся за столом человек также выглядел образцово. Преувеличенно аккуратным жестом он закрыл чернильницу и отложил в сторону только что законченный лист. Не отрывая от своего детища глаз, молча вставил в футляр приметное серебристо-белое перо: на раздвоенном наконечнике из лёгкого металла красовался затейливый рисунок гравировки.
Ализариновые чернила высыхали, довольно быстро переходя из зеленоватого в интенсивный иссиня-чёрный цвет, принятый для большинства официальных документов. Когда последний выведенный каллиграфическим почерком знак приобрёл бархатный, приятный глазу оттенок индиго, Кристофер накрыл его чистой бумагой и, немного поколебавшись, извлек из ближнего выдвижного ящика револьвер. Удобнее устроив рукоять в ладони, словно бы привыкая к опасной тяжести, он жестом велел камердинеру включить люстру.
Сегодня с делами пришлось припоздниться. В полумраке массивная бронзовая с хрусталём конструкция казалась тучным телом повешенного, застывшим в петле в неэстетичном посмертном окоченении. Не слишком-то добрый знак, когда повсюду мерещатся покойники, однако вполне объяснимый.
И это лишь лёгкие, невинные отголоски всеобщей истерии последних дней!
Вздохнув, молодой человек перевёл взгляд поверх злополучной люстры, дабы отвлечься от мрачных ассоциаций. Узорчатым куполом над ним расцветал потолок – высокий, бессовестно расписной и выложенный превосходными мозаичными панно, каким и полагалось быть потолку приличного замка.
Что уж говорить, во всей Бреонии маловато нашлось бы архитектурных сооружений, способных на равных соперничать с официальной резиденцией правителя Ледума. Она производила на посетителей неизгладимое впечатление, и производила, надо признать, вполне заслуженно.
И дело тут не в великолепии замковой стены, не в фасаде, размеренном сложной формы пилястрами и арками, обильно украшенном барельефами и золочёными резными карнизами. Нет, не в изысках фронтонной композиции и декорационных деталей вроде междуоконных ниш, ваз и величавых скульптур на крыше, и даже не в богатстве внутреннего убранства, поражающего воображение самых искушённых ценителей красоты.
Конечно, всё это было немаловажно, но самое главное – явленная роскошь, при всей её головокружительности, демонстрировала утончённость и безупречно строгое чувство стиля.
Кристофера это вполне устраивало.
Прохладные весенние сумерки уже заползли в кабинет, но новомодное электричество без труда выдворило их обратно. Вот она, сила современной науки! Искусственное освещение не оставляло теням ни шанса. Оно смело меняло пропорции, делая очертания предметов резкими, бритвенно-острыми; играло не только контурами, но и красками.
Кристофер с удовлетворением вгляделся в происходившие вокруг метаморфозы. Комната преображалась как по волшебству. Холодные цвета темнели и незаметно меняли оттенки: лиловые чуть краснели, голубые казались серебряно-серыми, синие – невыразительными и тусклыми. Тёплые тона, наоборот, охлаждались и блекли: алые выглядели значительно более фиолетовыми, оранжевые – коричневатыми, а в жёлтых нет-нет да и просвечивала зеленца.
Конечно, живой свет огня был естественнее и приятнее глазу, он создавал знакомое всем с детства ощущение уюта. По этой причине многие до сих пор предпочитали свечи, но Кристофер не был ретроградом.
Отнюдь.
– Пригласи его, Патрик.
Нервным движением Кристофер поправил муслиновый шейный платок – верный признак принадлежности к высшему свету. Стоит отметить, что тот и так был повязан безукоризненно, по всем правилам нынешней моды. Белый цвет освежал и удачно завершал продуманный до мелочей образ аристократа, добавляя тщательно рассчитанную нотку небрежности. Белый цвет – это всегда изыск, шик.