Ожидая реакции, Кристофер внимательно следил за гостем. Отчего-то совершенно не хотелось угрожать. Себастьян не имел внушительного или грозного вида, но было в нём нечто такое, что не давало Кристоферу вернуть утраченное чувство безопасности. Здесь, в собственном тщательно охраняемом кабинете, с заряженным револьвером в руках, он не был защищён в должной мере. Сам не понимая зачем, большим пальцем аристократ медленно взвел курок и хорошенько прицелился. Нарастала смутная, неуловимая тревога… нарастала, не оставляя теперь и тени сомнений – перед ним Серафим.
Тот самый.
Палец едва заметно подрагивал на спусковом крючке.
– Хорошо. – Гость всё-таки поднял взгляд, и выяснилось: густо-зелёные глаза смотрят безо всякого выражения. Они были пусты и поглощали всё, чего касались, – как всякая пустота, стремясь к наполнению. И как будто набирали свой странный цвет. – Поскольку ответ никому не повредит, я отвечу. Чёрный турмалин не заказывали у меня последние восемь… пожалуй, даже девять месяцев. Камень этот широко распространен, но при этом прихотлив и капризен. Мало кто хочет возиться.
Подумав, нарочито ленивым движением Кристофер отложил револьвер в сторону на широкую столешницу. Разговор протекал довольно-таки мирно, и долго держать под прицелом собеседника, не проявляющего и намёка на агрессию, казалось глупым. (Стоит заметить, подобные скоропалительные выводы иногда могли стоить жизни в том не прощающем ошибок мире, откуда явился его гость.)
– В таком случае…
Аристократ на минуту замолк, раскуривая длинную тонкую сигару.
– …милорд желает тебя нанять. Мы заплатим тысячу золотых, если сумеешь найти чёрный турмалин, который был заказан недавно у кого-то из твоих коллег. В крайнем случае, выясни имя заказчика. Гонорар тот же, при условии, что факты будут предоставлены неоспоримые.
– Половину суммы сразу.
– Патрик выдаст деньги.
Кристофер глубоко затянулся, и – отразившееся на лице удовольствие давало понять – вовсе не табаком. Электрический свет усиливал благородные контрасты его внешности: ярко горел холодным пламенем чёрный оникс волос, а кожа сияла, как бледное серебро. Ювелир, по уже укоренившейся привычке, на всё кругом смотрел сквозь призму своей профессии.
– Но есть нюанс, – добавил аристократ, – срок исполнения заказа – двадцать восемь дней. Это важно. Как только молодая луна родится вновь, наш договор потеряет силу. В этом случае задаток придётся вернуть.
Он выжидающе посмотрел на гостя. Тот, однако, был невозмутим. И до ужаса прагматичен.
– За срочность я беру ещё десять процентов сверху. Это устраивает?
Не прерывая новой затяжки, Кристофер без слов кивнул. Как известно, торговаться среди ювелиров не принято. Наёмник называет цену – заказчик соглашается. Либо отказывается и ищет другого специалиста. Всё просто.
– По рукам, – подвёл итог Себастьян, хотя это было исключительно условное выражение – рук они не пожали.
– Теперь, когда мы достигли соглашения в главном, осталось лишь обсудить детали. – Плавные линии губ сложились особым образом, выдыхая чуть сладковатый опиумный дымок.
Кристофер прикрыл глаза и, наконец расслабившись, откинулся назад, вальяжно скрещивая руки. Вся поза его говорила, что он беседует с подчинённым. Может, привычка, а может, аристократ не допускал, чтобы и на мгновенье гость позабыл о лежащей между ними непреодолимой социальной пропасти. Как бы то ни было, вопросы неравенства мало заботили ювелира: словно отвергая установленный порядок вещей, он держал себя спокойно и уверенно. Столь спокойно и уверенно, что это казалось почти вызовом.
– Ты узнаешь всё, что необходимо.
– Это обнадёживает. – Наёмник, однако, не спешил задавать свои вопросы.
Стремясь извлечь из разговора как можно более полную информацию, он выдержал небольшую паузу, обдумывая только что принятое предложение. Взгляд его застыл. Прямота и неподвижность этого взгляда, нацеленного точно на собеседника, заставляли усомниться, что Себастьян замечает что-либо вокруг. Но то было обманчивое впечатление. На деле же взгляд ювелира охватывал картину целиком, фиксируя мельчайшие нюансы, впитывая частности, как губка.
А посмотреть здесь было на что.
Окружающая обстановка смело выходила за распространённые в высшем обществе каноны, немногим отличаясь от театральных декораций. Эксперименты с цветом были на грани – на самой грани. Себастьян неизменно обращал внимание на цвет, и не из одного только пустого любопытства: этот выбор говорил о человеке многое. Больше, чем глаза или даже руки, которые можно научить лгать.