— Немцы придут. А верх одержит красный демон… Мы то есть… — Крутила косматой головой, не понимала. — Верх наш, а в Сталинград — придут? Как же это?.. — И, словно подводя черту, заключала: — Не может быть. Брехня! — Садилась на ящик, молчала. Потом спохватывалась: — Клубочек, его понимать надо.
Сейчас, глядя на сумрачную Волгу, Митя решил твердо: «Нет. Не может быть».
Он и сам не объяснил бы, к чему это относится, однако не просто повторил слова старухи… На последнем метре сталинградской земли Митя подумал, что отнять вот эти камни, вот эту воду, отнять город немцы могут только вместе с жизнью. Пусть возьмут и его, Митину, жизнь… Но всех не убьют. А тот, кто останется жив, не отдаст… Никогда.
Рядом сказали:
— Вокзал пока в наших руках.
Мите сделалось страшно.
Немцы наступали днем и ночью. Капитан Веригин перестал чистить сапоги.
Позиция проходила в путанице железнодорожных путей, среди опрокинутых и сгоревших вагонов. Сзади разбитое здание вокзала.
Дерьмовая позиция: с бугра немцы простреливают весь железнодорожный узел и вокзал, позади голая площадь, недлинная улица ведет прямо к Волге… Кажется, улица носит имя Гоголя.
Капитан Веригин ползал под вагонами, приказывал: «Держаться до последнего вздоха».
Вернулся в каменную каморку под вокзальной стеной, которую громко нарекли штабом, повесил автомат, сел на земляной пол. Привалился к стене, вытянул ноги — весь вышел. Сидел уронив голову на грудь. Чувствовал, как наливается легкостью, прохладой… Пропали стены, руки, ноги…
Подошла Нюра, совсем близко, сказала: «А я все жду тебя, все жду…» Глаза большие, черные, в них стоят слезы. «Я вчера маму похоронила…»
Андрей понимал, что засыпает; знал, что спать нельзя, но уже не мог, не в силах был противиться…
— Товарищ комбат…
«Гончаров… Ну зачем он?..»
— Товарищ комбат!..
Открыл глаза: потолок низкий, каменный, сводчатый, каморка тесная, похожа на крепостной каземат. Железное кольцо в потолке дополняет…
— Звонил командир полка подполковник Крутой. Сказал, через полчаса будет. Вместе с командиром дивизии.
— Ну и хрен с ними, — сказал Веригин. — Охота — пусть идут. Столы не накрывать.
Неожиданно ввалился Семен Коблов, сразу стало тесно — не повернуться. Попробовал взять под козырек, не получилось: стукнулся головой о низкий свод. Увидел кольцо в потолке, пошутил мрачно:
— Поживем тут подольше, зыбку повесите.
— Какую зыбку? — не понял Веригин.
— В старых деревенских избах, товарищ комбат, на такие вот кольца зыбки вешали, младенцев качать… Вот я и говорю: приедет Нюра, женитесь…
Наверно, Коблов думает, что комбат повидал, знает… И с Нюрой, думает… А у него, кроме войны, ничего настоящего в жизни еще не было. В школе ему нравилась девушка из параллельного класса, но, пожалуй, только он знал об этом. Старался увидеть ее, пройти рядом, украдкой следил, как сворачивает за угол… А если удавалось перемолвиться, считал этот день счастливым. Потом Андрей уехал, поступил в военное училище, девушка из параллельного класса стала забываться.
Курсанты хвастали друг перед другом своими «внеклассными» успехами, рассказывали пикантные, а то и просто пошлые подробности. Андрей знал, что все они врут, дают волю воображению. Хотят выглядеть хожалыми. Исключение составлял Юрий Сотников. Он был на два года старше Андрея, обладал завидной способностью пить водку и не хмелеть, поговаривали, что Юрий успел побывать женатым, что его представляли к правительственной награде… Но сам Юрий никогда ни о чем не рассказывал. Он был сдержан, молчалив, среди однокашников выделял одного Веригина. Восторгался гимнастическими способностями Андрея, отличной стрельбой. А Веригин завидовал Юрию: большой, в плечах широкий, лицо — как у римского гладиатора.
Как-то Андрей сказал:
— Тебя надо выпустить полковником.
Юрий ответил:
— Буду и полковником, — подумал, прибавил: — Через восемь лет.
Потом Андрей долго думал: почему — через восемь?
Однажды Юрий пригласил:
— Сходим сегодня? У меня тут есть одна… А у нее — подруга… По-моему, вполне порядочная. Ты как?
Плеснуло холодком, залило с головы до ног. Сказал неожиданно для самого себя:
— К порядочным не ходят, — испугался собственной категоричности, прибавил: — Я так считаю.
Юрий смотрел пристально, строго. Потом улыбнулся:
— Это ты, брат, из книжки… Может и хорошая книжка… Только порядочные женщины, они, в общем-то, как все. Так пойдем? Я, понимаешь, не могу без этого.