— Дальше, — приказал Добрынин, продолжая разглядывать Коблова.
— Что же дальше… Смерклось, значит, затихать стало. Слушаем. Ага, загремели котелками, засуетились… Принесли, значит. Ребята поползли. А расстояние какое там? Нет ничего. Остальные, понятно, изготовились…
— Охотников — сколько?
Коблов огляделся. На него смотрели молча, словно бог весть что рассказывает.
— Пятеро охотников.
— Командир роты — шестой?
У капитана Веригина екнуло под ложечкой: пропал.
— Командир роты — шестой, товарищ комдив.
И замолчал. Чего, собственно, рассказывать?
— Ну, ну, — поторопил Добрынин.
— Вот все, товарищ комдив. Свалились к ним в окопы, маленько постреляли там… И — назад. Немца одного прихватили…
Капитан Веригин досадливо подумал: «Дурачье. Надо было прихватывать… Не пленный — никто и не узнал бы».
— Почему не закрепились на немецкой позиции? — и командир дивизии повернулся к Веригину.
— Перед ротой такую задачу не ставили, товарищ комдив. Просто подхарчились.
Добрынин покашлял, словно запершило в горле:
— Что ж, люди вы скромные, ничего не скажешь.
Капитан Веригин торопился, соображал, что же, собственно, произошло? И что будет?..
Дверь в подвал то и дело отворялась, кого-то впуская иль выпуская, и всякий раз хорошо было видно шаткое небо, ракеты и дальний пожар.
— Вот что, комбат, — Добрынин толкнул, поправил автомат, поверх голов оглядел низкие своды. — Вокзал держать, что бы ни случилось. Можете есть с немцами из одного котелка, но вокзал — не отдавать.
И капитан Веригин, поняв, что командир дивизии не собирается гневаться, приободрился:
— Позвольте высказать опасение…
Крутой недовольно пошевелил бровями, покосился на Добрынина.
Тот кивнул:
— Высказывай.
— Мои бойцы слышат шум танковых моторов. Наш участок недоступен для танков. Предполагаем, танки пойдут на соседей. Мы опасаемся…
— Я тоже опасаюсь, капитан. Но стоять — до последнего. Окажетесь в тылу противника, тоже — стоять.
За дверью послышались громкие, впереплет, голоса, кто-то крикнул:
— Куда прешь?
Дверь распахнулась, в тесноту ввалился солдат: голова в бинтах, глаза свирепые.
— Товарищ комбат! — громко сказал он и только после этого окинул взглядом людей. Ему не было никакого дела до высоких чинов, ему нужен был капитан Веригин.
Командир дивизии повернулся к бойцу. И командир полка. Все, кто был в этом тесном подвале, повернулись. Кажется, поняли… И капитан Веригин понял. И когда красноармеец стал докладывать ему, хотелось только, чтоб тот говорил короче. И чтоб начальство удалилось.
Танки справа. Через несколько минут они зайдут с тыла. Может, заходят…
— Ну, комбат!..
Кто произнес — не понял. И потом, когда старался вспомнить, не мог… Помнил только, что приказал всем удалиться. Как приказывал своим подчиненным. Он не мог, да и не хотел по-другому… Потому что исполнял свои обязанности.
Сделалось просторнее. Увидел, как полковник Добрынин пригнулся в дверном проеме, зацепился стволом автомата… И подполковника Крутого увидел. В ту же минуту услышал длинную, привычно жесткую пулеметную очередь и команду:
— Ложи-ись!..
Брызнули кирпичные осколки, резанул по ушам чей-то предсмертный крик:
— А-и-и!..
Дым, известковая пыль, что-то жидкое, красное на стене… Увидел трепетный огонек в латунной гильзе, телефониста в углу, на корточках, и лицо Коблова.
— Товарищ комбат, разрешите на водокачку!..
— Да! — крикнул Веригин. — Возьми гранаты и запасные диски! В углу!..
Слепо, на ощупь схватил автомат, бросился в дверь. Навстречу хватило нестерпимо горячим, слепящим огнем.
ГЛАВА 20
Огонь вырывался из преисподней, швырял черную землю, брызгал раскаленными железными осколками. Снаряды ложились один на другой. От грохота ломило в висках, дым и пыль перехватывали горло.
В голове капитана Веригина сверлило неотступное, острое: «Фланги… Загнуть фланги». Чувствовал, понимал, что надо организовать круговую оборону, но решительно не знал, как это сделать. Фланговый и фронтальный огонь не дают поднять головы, немцы обойдут, сожмут кольцо, и все будет кончено.
«Фланги… Роту Агаркова — на вокзал».
Снаряд ударил рядом. Плашмя падая на землю, увидел, как раскололся пульмановский вагон: одна половина катнулась, другая приподнялась, перевернулась… Увидел, как отделилась, упала вагонная ось…
Земля и небо были красными, казались жидкими, бегучими. Горели вагоны, шпалы, занялась будка дорожного мастера.