— Командиров рот — ко мне!
Стонать перестали. И ложкой не скребли больше.
Зычный голос крикнул:
— Командиров рот — до комбата!
И голос этот, озлобленный, громкий, вернул капитану Веригину надежду…
Под сапогами железно хрустело. Андрей никак не мог понять, что это такое. Стреляные гильзы?
Кто-то сказал:
— Гвоздильный завод.
Точно: гвозди. В пролом увидел серую Привокзальную площадь. Вспомнились март, раннее утро, эта самая площадь. Деревенская девушка с ведрами на коромысле. И полковник — словно из-под земли…
Полковник Добрынин. Это надо же…
Вот она, площадь. Асфальт изорван, там и там чернеют убитые.
Допятились…
Он вдруг подумал, что с восходом немец опять начнет бомбить, и кто знает, что будет до вечера… Решил: надо контратаковать сейчас. Крикнул:
— Лейтенант Агарков!
Каменные стены вокзала чернели угрожающе, немцы молчали. Что это они? Должны бы начать минометный обстрел. И, словно там, за черными вокзальными стенами, только и ждали, когда о них подумают, просвистела, ударила мина. Красноватая вспышка лизнула закопченную стену, на мгновение осветила насыпь гвоздей на полу, солдата, который сидел, уткнувшись головой в колени, и, должно быть, спал, кучу окровавленных бинтов… Увидел бойца с широченными плечами… Тот низко опустил голову, словно принюхивался. Спросил:
— Рядового первой роты Анисимова тут нет? — Голос показался знакомым, только что слышанным. И снова: — Анисимова нет?
Там и там блестели светляки цигарок, немецкие мины шлепались рядом, а раненый опять начал стонать и просить водички…
— Лейтенант Агарков! — снова позвал Веригин и, чувствуя, как плохо, ненадежно держат ноги, привалился к стене… Перед ним, словно все это время сидел на корточках, рядом, поднялся во весь рост Михаил Агарков:
— По вашему приказанию, товарищ комбат!..
А низкорослый, широкий в плечах солдат спросил:
— Товарищ комбат, вокзал отымать не будем?
— Ты что, на поезд опаздываешь?
— На поезд — зачем же? — тихо ответил солдат. — Анисимов пропал.
Агарков спросил:
— Это ты, Шорин? Как так — пропал? Убили, что ли?
— Не знаю, товарищ лейтенант. На рельсах вместе были, а потом куда-то подевался. Может, убили, а может, раненый, на вокзале остался… Я к тому, что если будем отымать вокзал, то надобно сейчас. Вон, рассветает…
Немцы кидали мины. Словно припугивали, придерживали…
«Сейчас», — решил Веригин.
Гремя сапогами, подошли трое.
— Капитан Веригин!
Командир полка. А кто эти двое?
— Вот что, Веригин, через пятнадцать минут атака. Ясно? Сумели отдать, не посидели за каменной стеной — будете брать! Ясно? — Крутой не говорит — рычит. Тянется к самому лицу. — Вот, наблюдающие из штаба дивизии.
— Зачем? — спрашивает Веригин. Он знает — зачем, просто не выдерживает.
— Они тебе помогут.
— Дайте мне один взвод!
— У вас сколько людей? — спросил наблюдающий. Голос вежливый, даже застенчивый, понимает, что наблюдающие ни к чему.
Командир второй роты пожилой, рассудительный, неторопливый. Он говорит:
— Я бы не потащил с собой пулеметы, товарищ комбат. Я бы оставил их прикрывать. Мои люди пойдут налегке.
Свирепея от предчувствия рукопашной, капитан Веригин снял, бросил под ноги фуфайку…
— Вы сами поведете? — спросил один из тех, кто пришел с командиром полка.
Веригин повернулся круто:
— Наблюдателей достаточно без меня. Вы тут позаботьтесь… Если не дойдем до вокзала… Чтобы встретили немцев в этой коробке.
— Часы… Сверьте часы, — сказал командир полка. — Ровно через пятнадцать минут. Батарея «восьмидесятипяток» даст три залпа… Вы успеете…
Веригин глянул в оконный проем, решил: две роты в обход, с двух сторон. Первую роту поведет сам. Прямо через площадь!
— Внимание, — сказал Веригин. Покрепче, потуже затянул ремень. — Агарков, слышишь? Противогазы, вещмешки, все лишнее оставить. Ручные гранаты — каждому. Со вторым залпом — вперед. И никаких криков. Без шума. Грехов!..
— Я, товарищ комбат!
— Огонь из всех пулеметов. С третьим залпом прекратить. И — бегом! На вокзал. Ясно? Задержишься на минуту — гляди!
— Есть, — сказал Мишка. Он все понимал, поэтому рассердился: новобранец, что ли? А ежели для начальства… Да вроде капитан Веригин не такой.
Словно угадав Мишкины мысли, капитан Веригин пояснил:
— Добежать, может, и добежим… А дальше — вся надежда на пулеметы. Понял?
Мишка все понял. И хоть в темноте никто не видел этого, взял под козырек. Четко, по-уставному.