Костя стоял прямо, смотрел выжидательно. Жердин почувствовал, как стукнуло, ударило под ложечку: Колька с Ванюшкой — тоже… Кажется, войны хватит и его сыновьям. Может, и они…
Как поступил бы он сам?
Жердин поднялся. И все поднялись. Молча налили. Посмотрел на Добрынина, на Забелина… На каждом остановился, пощупал суровым взглядом. Лица показались одинаковыми, удивительно похожими. Наверное, потому, что сейчас все думали одинаково. Что ж, можно приказать. И будет правильно. Завтра или послезавтра отправят Константина Добрынина в Москву. Но, коснись его самого, не поступил бы так…
Поднял стакан, молча кивнул: пригласил всех.
Выпили. Еще минуту постояли. Костя сказал:
— Разрешите.
Он спросил. В голосе была настоятельность. Жердин протянул ему руку.
Костя надел шинель, опоясался брезентовым ремнем. Привычно закинул за спину автомат. Отец обнял его. Не сказал ни слова.
И никто не сказал…
ГЛАВА 5
Долгая зимняя ночь перевалила на вторую половину. Для полковника Добрынина началась она с телефонного звонка командующего, с предчувствия и ожидания. Полковник Забелин побывал в триста тринадцатом полку, познакомился с Евдокией Павловной, послушал ее восторженную скороговорку и, должно быть, поэтому с самого вечера мысленно был вместе с Ниной: вспоминал, думал… Даже у Веригина, даже в первой роте Агаркова, когда вместе с комбатом пришли туда, думал о своей жене.
Капитан Веригин с вечера написал Нюре очередное, уж неизвестно какое по счету, письмо, вместе с Агарковым лазил в тоннель, по которому первая рота проникнет в ближний тыл противника. А вот старший лейтенант Агарков не думал и не вспоминал — некогда было, не до того. Все, что делал — проверял у бойцов оружие, снаряжение, боезапас, ругал старшину, допрашивал пленного, — было строго подчинено времени, он то и дело поглядывал на часы. К пяти утра по тоннелю парового отопления вся рота должна просочиться в тыл противника, атаковать с тыла.
Неделю назад Михаилу Агаркову присвоили звание старшего лейтенанта, и ему ничего так сильно не хотелось, как только доказать, что достоин. Чувствовал неловкость перед капитаном Веригиным… Утешался слухом, будто полковник Крутой уйдет на дивизию, а Веригину дадут майора и поставят на полк. Конечно, вся статья командовать ему полком. И майора, по мнению Михаила Агаркова, давно пора присвоить: вон какой командир! А то что же, Веригин остается капитаном, а ему, Михаилу, — старшего лейтенанта!
Но слухи слухами, а дело делом. Сегодня рота должна выйти в тыл противника. Только что пришло пополнение — двадцать гавриков, как на подбор, и Анисимов из разведки вернулся, доложил: так и так, по тоннелю надо ползти мало не час. Ползти тяжело. Тесно очень. А который боец дюжий, так тому и вовсе плохо.
Оно и понятно: одеты тепло, по-зимнему. А легче одеться нельзя: кто знает, как дело повернется?.. Если сразу не прорвут немецкую оборону, придется вести бой в окружении, возле печки не погреешься. Что на тебе, тем и согревайся. А полежишь в лежку на снегу сутки, а то и двое — не пожалеешь, что одет тепло.
Все ничего, протиснуться бы только по этому самому тоннелю. Анисимов заверяет — все будет ладно. Да Анисимову что? А вон Коблов… Или Шорин. Да и сам он, слава богу… Для такого-то случая хоть бы и подсохнуть.
В тоннеле хорошего чуть: темно и тесно. Голову поднять и то нельзя: ни дать ни взять — в гробу. Одно знай — ползи вперед. И не по-пластунски надо, а брюхом, собственными кишками. Перекатывай кишки с места на место и передвигайся. Перед собой надо вещмешок толкать. А в мешке — пуд. Никак не меньше. И назад не повернешь. Случись чего — перекатывай кишки в обратную сторону. Вообще пятиться назад Михаил считает делом невозможным, потому как бойцы ползут друг за другом впритык. Случись какой-нибудь затор — пиши пропало. Что делать в таком случае, Михаил не знает. Спросил у комбата Веригина… Но у комбата, понятно, своих дел-забот хватает: послал Михаила к едреной матери. Дескать, ты командуешь ротой, ты поведешь, сам и гляди. Все правильно. Но вот что делать, если туго придется в этом самом тоннеле, Михаил не знает.
Труднее всего тем, у кого ручные пулеметы.
Ну да ничего, как-нибудь обойдется. Сколько уж бывало всего… А тут брюхо подтянут — проползут.