Робеет, что ли?
Разобрал камни, просунулся. Слава тебе господи! Вылез до пояса, огляделся: каменные стены с оконными провалами стоят немые и мрачные. Все нутро огромного дома рухнуло, обвалилось, а стены остались. В четырех каменных стенах каменный завал. Только лаз в тоннель парового отопления каким-то чудом остался свободен.
Теперь подняться на завал.
Анисимов оглянулся: в тоннеле черно и тихо. Сейчас обойдет коробку, убедится, что никого нет, и станет возле дверного проема. Там пробита стежка. Немцы приходят по этой самой стежке.
Поднялся сперва на колени, потом во весь рост. И опять потянул носом: скажи пожалуйста — живым несет! Неужто сидит какой-нибудь? Взял автомат на изготовку, шагнул… Тихонько шагнул, неслышно. И еще шагнул. Рядом темная куча. Как будто свалили охапку тряпья. Это когда же?.. Ведь не было…
На корточках сидел человек. Анисимов увидел вдруг и раскинутые полы шинели, и одеяло, наброшенное на плечи, и автомат рядом, на снегу.
— Доннерветтер! — проворчал немец.
Анисимов перехватил автомат за ствол. Он знал: такое у них ругательство есть, похоже на Дон и на ветер. Что ж, мил друг, отходил ты свое, отругался. Стоял точно взведенная пружина, но не бил. Наверно, ему не хотелось ухайдакать фрица, который не успел застегнуть штаны.
Солдат поднялся, угнул голову, стал копаться в застежках… Вот он встряхнулся, потянул руку за автоматом… Анисимов сказал:
— Хальт.
Тихонько сказал, чтобы не напугать. Немец замер.
— Хальт, — повторил Анисимов, — не моги трепыхаться.
По ушам резанул пронзительный визг. В тот же миг солдат рванулся прочь. В два прыжка Анисимов настиг его, с размаху, сплеча хватил прикладом. А за стеной пыхнул карманный фонарик, негромкий голос позвал:
— Герберт, вас ист лёсс? (Что случилось?)
Рядом спросили:
— Анисимов, чего это? А, Шорин…
— Да ничего, — ответил Анисимов. — Доподлинно фриц надвориться пришел. Вот стерва.
— А вон еще один.
— Доподлинно сюда идет. Ты, Шорин, возля дверного проема стань. Стежка прямо в дверь… — и бросился к тоннелю: — Тише, тише. Немцы рядом.
ГЛАВА 6
Старший лейтенант Агарков выбрался из тоннеля, поднялся, тяжелой трусцой добежал до стены. Где Анисимов? И тут же услышал предостерегающий шепот:
— Гляди!
К дому приближалась кучка людей. Ну да, немцы. Агарков не знал, что Анисимов, а затем Шорин убрали двоих. А другие, видать, шли на поиск. Неторопливо и настороженно. Остановились, один негромко окликнул:
— Герберт! Отто!
И опять пошли. Анисимов, Шорин и старший лейтенант Агарков слушают собственное дыхание, считают шаги немецких солдат. С каждым шагом все ближе, ближе… Михаил неслышно повторяет: «Скорей, скорей…» Он торопит капитана Веригина. И своих, что не выбрались из тоннеля. Овчаренко здесь? Где Овчаренко? Чтобы пулемет… Быстро. И Лихарев…
Старший лейтенант Агарков понимает: еще минута, другая… Капитан Веригин теперь — точно — в первой траншее. Еще минута, другая — и откроют артиллерийский огонь. Эти вот не дойдут. Один, два, три, четыре… В минуте — шестьдесят.
Скорей, скорей… Откроют огонь, вот эти повернут назад. Тогда под прикрытием своих пулеметов…
Мысли торопятся.
Пулеметы… Овчаренко, Лихарев… Бронебойщик Лихарев сегодня за пулеметом. Выбрались иль не выбрались?
А до немцев — вот они, на бросок гранаты.
Михаил Агарков оглядывается назад, по сторонам, видит своих солдат. Они выползают из черноты, кто-то подгоняет их торопливым шепотом, чуть слышно матерится, коротко взмахивает рукой, словно подгребает:
— Живей.
Кто-то говорит на ухо:
— В самый раз.
Считать секунды уже некогда. Сердце тукнуло, остановилось.
— Овчаренко! — тихо зовет он.
Пулеметчик откликается тотчас:
— Готово.
Михаил опять зачем-то оглядывается. Наверно, хочет знать, все ли вышли. А скорее всего — просто тянет последние секунды, все еще надеется, что артиллерия начнет прежде, чем подойдут немцы. Но тянуть больше некуда.
— При-готовиться.
Михаил командует уже полушепотом. Кто-то повторяет команду. И еще раз. В тот же миг, словно по всей линии фронта только и ждали команды старшего лейтенанта Агаркова, сыпанули кверху разноцветные ракеты. Тяжело ударило. Михаил услышал, как приближается снаряд. Артиллерия загудела, приподняла землю, стронула с места каменные развалины. Старший лейтенант Агарков прыгнул в оконный проем, широко взмахнул рукой: вперед! Он не видел, идут ли за ним его бойцы, не знал, сколько их; почему-то не видел немцев… Были, стояли шагах в тридцати. Но сейчас их не было. И хорошо. Ему, Михаилу, надо добежать. До того места, где рвались снаряды. Слепящий огонь взметывался вкривь и вкось, швырял, раскидывал черные каменья, переваливал бревна и железные балки. Разрывы снарядов точно кипели, и ему, Агаркову, надо добежать до этого места…