Генерал вскинул голову, словно его ударили снизу в подбородок:
— Передовые отряды второй гвардейской армии должны войти в соприкосновение с противником завтра к полудню, — сделал паузу, выдержал секунды, глянул на Верховного прямо: — Должны!
Генерал не собирался утверждать в угоду Сталину. Он только высказал свою уверенность.
И Сталин принял эти слова. Потому что по-другому сказать нельзя. По-другому было бы ложно. Согласно наклонил голову:
— Продолжайте.
— Сегодня перешли в наступление войска Юго-Западного и Воронежского фронтов в общем направлении на Миллерово и на Морозовск с целью разгрома противника в районе среднего Дона. Наступление развивается успешно. В первом оперативном эшелоне наступают двадцать четвертый и двадцать пятый танковые корпуса и первый гвардейский механизированный корпус. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Ватутин доносит…
Сталин замедлил шаг.
Тонкое привычное чутье подсказало генералу, что Верховный сейчас остановится, что сейчас он спросит, что-то скажет… Оборвал себя на полуслове, кинул руки по швам. Нет, он не стал по стойке «смирно», однако поза, взгляд, едва уловимое движение губ выразили готовность услышать и принять, изменить ход доклада иль поправиться.
Сталин подошел к оперативной карте и, взглянув на нее, устало, как будто сделать это было ему неимоверно трудно, повел рукой сверху вниз. Он не указывал, а словно давал понять, обращал внимание всех.
— При успешном наступлении войска Юго-Западного фронта выйдут в тыл всей группе армий «Дон». Какими резервами располагает господин Манштейн?
Круто повернулся, подошел к столу, сел рядом с генералами. И стал похожим на всех. Именно от этого генералам сделалось неловко. Они хотели видеть, иметь над собой человека, который не похож на других.
Может, быть, совсем не обязательно, чтобы он знал и умел лучше… Важнее всего — чтобы в него верили…
Словно догадавшись, поняв, что не должен, не имеет права быть в одном ряду со всеми, Сталин чуть слышно вздохнул и поднялся. Сломал паузу, напомнил:
— Резервы.
Генерал едва заметно наклонил голову: помнит.
— Свободными резервами Манштейн не располагает. В первую очередь он вынужден будет снять дивизии Гота со Сталинградского направления. Авиаразведка отмечает, что противник выгружается в районе Ворошиловграда и Старобельска, Каменска, Лихой и Зверева. Успешное наступление Юго-Западного и Сталинградского фронтов, несомненно, заставит германское верховное командование подумать о новом рубеже обороны. Таким рубежом представляется им, скорее всего, Северский Донец.
— Что ж, — сказал Сталин, и по серому утомленному лицу скользнула ироническая улыбка, — думается, они правильно представляют.
Генерал докладывал все тем же ровным голосом, называл цифры, населенные пункты, станции и направления. Ржев, Андреевское, Свиты… Совместные усилия Калининского и Западного фронтов имеют целью разгромить немецко-фашистские войска группы армий «Центр», занимающие Ржевский выступ. Тридцать девятая армия, двадцать вторая армия, сорок первая…
Но самое главное — что скажет Сталин…
Тот, кто знал Сталина близко, наверно, скажет, что было в нем все обыкновенно. Может, скажут, что, будь на месте Сталина другой человек, многое сложилось бы правильнее. Но миллионы людей, которые никогда не видели его и не знали по существу, верили в него безоглядно. Как не верили себе.
Сейчас Сталину докладывали оперативную обстановку за последние сутки.
Только тут, в этом кабинете, знали истинное соотношение сил, только тут можно было понять тяжелую, страшную работу армий и фронтов от Балтийского моря до Кавказа. Создавалась прямая угроза группе армий «Дон» и войскам противника на Северном Кавказе. Передовые соединения Воронежского и Юго-Западного фронтов угрожали достигнуть Северского Донца раньше, чем немцы создадут новый рубеж обороны…
Война повернула на Запад.
Фельдмаршал фон Манштейн уже знал, как неблагоприятно складывается обстановка, понимал, что силы Гота на исходе, провал операции близок. Встречный удар шестой армии был тем шансом, который мог спасти хотя бы часть людей. Для этого у немцев оставалось еще время. Однако время исчислялось уже часами. Манштейн понимал это. Но, как ни горделив, ни спесив был фельдмаршал, он не смел, он боялся ослушаться Гитлера.
В штабе Манштейна ждали. И в штабе шестой армии сидели, ждали. И в штабах корпусов, дивизий… И в окопах.
Сегодня или завтра. Может быть, через несколько часов…