— Был приказ….
— Скажи — Паулюс! Не удержались от великого соблазна! Видели — огневые точки не подавлены, надо отойти. А вы — в рост на пулеметы!.. Потому что — Паулюс. Я на него плевать хотел! Ясно? Я не намерен жертвовать людьми, чтобы часом раньше…
В душе капитана Веригина поднялись и стали на дыбы боль и досада. Разве думал он про Паулюса, когда шел в атаку? Не вспомнил, не помянул. Просто не хотел уступать, не хотел оставлять на снегу своих бойцов.
И был приказ…
— Товарищ гвардии полковник!..
Крутой покачал головой:
— Эх, Веригин, Веригин… Дорогой ты мой…
Были в этих словах и любовь, и укор, и великая опаска. Понимал, что по-другому поступить капитан Веригин не мог. И хотел бы сейчас выговорить ему, взыскать — слова не идут. И рука не поднимается. Кивнул, указал на скамейку:
— Садитесь, — помолчал, кашлянул: — Вот так, значит… Бойцам раздать водку, накормить горячим. Всем — спать! Ясно? — обернулся, посмотрел на Коблова: — Раненых — в тыл. Немедленно.
Коблов сказал:
— Разрешите остаться.
— Это еще почему?
— Я обещал красноармейцам после боя разговаривать с ними… — Коблов поднялся во весь рост, стоял — головой под потолок, в плечах — не обхватишь, с лицом задубелым, неподатливым. — Бойцы изъявили желание стать коммунистами, товарищ гвардии полковник! Шорин, Анисимов, Овчаренко, Игнатьев… Признаться, жаль передавать заявления другому. Своего первого партийного секретаря до самой смерти не забуду.
Полковник согласно качнул головой:
— Я — тоже. Двадцать пять лет назад… — И повернулся к Михаилу Агаркову: — Тебя где принимали?
Мишка ответил:
— В училище. Ровно год назад.
— Это сколько же тебе?
Мишка переступил с ноги на ногу:
— Почти двадцать один, — уронил голову, прибавил негромко: — Извините, товарищ гвардии полковник.
Словно был виноват…
Помолчали.
— Ладно, — сказал полковник Крутой и поднялся, — до утра.
Подвел черту. В дверях замешкался, обернулся:
— Боюсь, не дадут вам уснуть. Репортеры, журналисты разные насыпались. От них сам командующий сейчас отбивается.
Капитан Веригин сказал:
— Этих мы наладим.
Полковник Крутой толкнул, отворил дверь… И в эту же минуту, как будто снаружи только этого и поджидали, в бункер давнули, хлынули тесно и бесцеремонно незнакомые люди: шинели, ватники, полушубки… Передний, с непокрытой курчавой головой, в распахнутом солдатском ватнике, держал перед собой фотоаппарат, словно готовился выстрелить, зыркал по сторонам шалыми глазами, шумно дышал.
— Командир батальона капитан Веригин! Где капитан Веригин?
— Агарков! Покажите Агаркова!
Все были в чинах, и все возбужденные, крикливые. Переднего оттерли, притиснули к стене, а молодой, в очках, в звании капитана, вскарабкался на плечи здоровенного майора, торопился, щелкал затвором фотоаппарата, как будто от этого зависел исход войны. Поминутно вспыхивал магний, молоденький журналист с блокнотом в руках подсел к Семену Коблову, просительно заглядывал в глаза:
— Пожалуйста, несколько слов…
Капитан Веригин крутнул головой:
— Агарков!
— Слушаюсь, товарищ комбат!
Магний слепил глаза, Андрею наступили на ногу, Анисимова и Шорина атаковали целой группой, рвали каждый к себе.
— Удалить всех! — приказал капитан Веригин.
Михаил Агарков, большой, тяжелый, повернулся круто и решительно. Громыхнул — затрепетал, метнулся огонь в керосиновой лампе.
— Всем посторонним! Немедленно очистить!..
Стояла ночь — морозная, звездная, настороженная. Только иногда срывался ветер, но тут же затихал, укладывался, умащивался среди каменных развалин, чтобы никому не мешать. Как будто сам хотел послушать непривычную тишину.
Нет-нет бухнет орудие. Словно напомнит, что не кончено… Ракеты взлетали неторопливо, смотрели сверху вниз недоверчиво, с прищуром, и гасли, ничего не высмотрев, ничего не решив.
В роте Агаркова, во всем батальоне никто не спал. В тесном подвале горела керосиновая лампа, и стекло было чистое, целое, не разбитое; и свежая, за вчерашний день, газета «Правда» ходила по рукам, и бритва Семена Коблова — нарасхват. Водка вольная. Однако никто не зарится: выпили, кто хотел — и ровно бы забыли. И борщ с мясом не доели… Только Шорин трудится: второй котелок приканчивает.