— Знаю: некоторые генералы упрекают меня, что в руководстве военными действиями я часто исхожу из политических соображений… Это так. Но война и политика неотделимы, господа. Даже когда считают, что армия преследует только военные цели, она преследует прежде всего цели политические. Куда направлены наши военно-политические устремления? Заявляю, господа: я не намерен ограничивать себя! У наших устремлений пределов нет!
Зрачки сделались широкими, глаза наполнились черной стоялой водой, и каждому начало мерещиться, что глаза эти обращены на него, они видят колебания, сомнения, бессловесные возражения…
Но разве он, Паулюс, не делает все, что в его силах?
— Господа, я вложил в ваши руки превосходное оружие, вверил вам своих солдат! Способность водить войска и добиваться победы вы доказывали не раз. Но вам не хватает качества, которым обладаю я!
Генерал-полковник фон Вейхс медленно поднимал голову. Все выше, выше… Генерал-майор Шмундт вел стенограмму, строчил, расчеркивал карандашом все быстрее… Мельком умоляюще взглядывал на Гитлера — не успевал; эсэсовский генерал дрыгал коленкой, рот кривился в улыбке.
Паулюсу сделалось неприятно, зябко. Не оттого, что Гитлер снова впадал в транс… Ему неприятно было видеть чужое непочтение. Но в следующую минуту он уже не видел ни генерала СС, ни фон Вейхса, ни Шмундта. Он видел и слышал только Гитлера; не было ни стен, ни потолка, ни электричества — только Гитлер. Тот говорил все громче, все жестче, крупные руки жили в горячечном беспокойстве, а черные остекленелые глаза смотрели мимо, не видели никого и ничего, и каждому было ясно, что этот человек не примет ни доводов, ни доказательств, не потерпит ни малейших возражений.
Каждый из них имеет право только согласиться.
— Вам не хватает качества, которым обладаю я! — повторил Гитлер. — Вам не хватает веры и целеустремленности. Именно поэтому вы считаете силу своих войск недостаточной, требуете новых дивизий, тяжелого оружия и школьной ясности. Это в то время, когда советские армии разбиты, а вам остается сделать последнее усилие!..
Генерал-полковник фон Вейхс опять стал подымать голову, изумляясь и не соглашаясь… Лицо вытянулось, стало еще строже, глаза смотрели прямо и решительно.
Генерал Паулюс отбросил все сомнения: повинуется безоговорочно.
Гитлер говорил все быстрее, все громче, закатив, устремив глаза в потолок; он видел Закавказье, Ближний Восток, Англию и Америку… Страны эти представлялись покоренными, своими, он видел их так же близко, как Польшу и Францию, потому что Россия, единственная преграда на пути к невероятной цели, терпела такие поражения, за которыми должна последовать неминуемая капитуляция. До великого триумфа германского оружия оставался единственный шаг, нужно еще одно усилие. Только одно!
Гитлер вскинул руки, а голос вдруг оборвался… И все увидели побелевшие кулаки и горошины пота на лбу…
— Русские армии разбиты! Это говорю вам я, который никогда не обманывал вас! Вы можете это проверить последним, решительным ударом. У вас достаточно сил! Я требую…
Он кинул руки вниз, увидел генералов. И карты на столах… Плечи опустились, точно придавила их непомерная тяжесть, губы повело то ли скорбью, то ли обидой, а глаза остались неживыми, заледенелыми. Но вот растаяло в них, потеплело, словно усталь вернула Гитлера к мысли о Сталинграде. Большой плоской ладонью пригладил жирно блестящие волосы, круто повернулся к схеме города на стене, и Паулюс увидел хорошо знакомую сутуловатую спину, и опять ему сделалось жаль…
— Этот город на Волге носит имя Сталина. Он будет взят. Я даю вам, господа, две недели сроку. И уж никто, ничто не заставит меня уйти отсюда!
Гитлер повернулся лицом и продолжал говорить… Но Паулюс почти не слушал, с недоумением, со страхом смотрел на схему: излучина Волги, городские кварталы… Жирные стрелы охватили город с севера и юга, одна вонзилась в самую середину. Правый фланг, левый… Но почему забыли про Заволжье, про коммуникации противника? Есть промышленный Урал, есть Сибирь… Неужто в ставке фюрера всерьез считают, что, стоит потерять этот город, русские сложат оружие? Ведь города в общепринятом понимании уже нет. А сопротивление крепнет. Советское командование питает своих солдат не только идеями… Значит, версия о разбитых армиях является преступным легкомыслием. Если противопоставить русской силе отрицание этой силы, значит, обречь себя на поражение!..
Гитлер замолчал. В глазах черный лед. Можно только согласиться и подчиниться.
Генералы смотрели на своего фюрера и, кажется, уж ничего не ждали. Паулюсу сделалось страшно. Оттого, что никто и ничего не ждет…